С утра по Туле ходил невысокий, коренастый старик с чёрными волосами, «гитлеровскими» усиками и в коротких, очень грязных, испачканных красками сапогах. Он налепливал на стены рукописные афиши:
22 марта 2005 г. В помещении клуба «Белодомовец» состоится лекция на тему:
«ПЛОДОТВОРНАЯ ДЕБЮТНАЯ ИДЕЯ» и СЕАНС ОДНОВРЕМЕННОЙ ИГРЫ В ШАХМАТЫ
на 160 досках гроссмейстера (старший мастер) М.С. Дударева. Все приходят со своими досками. Плата за игру — 50 коп. Плата за вход-20 коп. Начало ровно в 6 часов вечера. Администрация Ф. Гусев.
Сам гроссмейстер тоже не терял времени. Заарендовав кабинет на площади Ленина, он отправился в думскую шахсекцию.
— Проездом в Тверь, — говорил Максим отрывисто,- да, да, сеанс сегодня вечером, приходите. А сейчас, простите, не в форме: устал после охотнорядского турнира.
Тульские шахматисты внимали Максиму с сыновней любовью. Максима понесло. Он почувствовал прилив новых сил и шахматных идей.
— Вы не поверите, — говорил он, — как далеко двинулась шахматная мысль. Вы знаете, Шойгу дошел до пошлых вещей, с ним стало невозможно играть. Он обкуривает своих противников сигарами. И нарочно курит дешевые, чтобы дым противней был. Шахматный мир в беспокойстве.
Гроссмейстер перешел на местные темы.
— Шахматы! — говорил Максим. — Знаете ли вы, что такое шахматы? Они двигают вперед не только культуру, но и экономику! Знаете ли вы, что ваша секция, переименованная в шахклуб «Четырёх вице-спикеров облдумы» при правильной постановке дела сможет совершенно преобразить город Тулу?
Максим со вчерашнего дня еще ничего не ел. Поэтому красноречие его было необыкновенно.
— Да! — кричал он. — Шахматы обогащают страну! Если вы согласитесь на мой проект, то спускаться на набережную Упы вы будете по мраморным лестницам! Тула станет центром десяти губерний! Поэтому я говорю: в Туле надо устроить международный шахматный турнир.
— Как? — закричали все.
— Вполне реальная вещь, — ответил гроссмейстер, — мои личные связи и — ваша самодеятельность — вот всё необходимое и достаточное для организации международного тульского турнира. Подумайте над тем, как красиво будет звучать: «Международный тульский турнир 2005 года». Приезд Бориса Грызлова, Сергея Миронова, Владислава Суркова, Шойгу, Жукова, Сечина, Миллера, Заостровцева, Слиски и доктора Шувалова обеспечен. Кроме того, обеспечено и мое участие!
— Но деньги! — застонали туляки. — Им же всем нужно деньги платить! Много тысяч денег! Где же их взять?
— Все учтено могучим ураганом, — сказал М.С.Дударев, — деньги дадут сборы.
— Не беспокойтесь, — продолжил Максим, — мой проект гарантирует вашему городу неслыханный расцвет производительных сил. Подумайте, что будет, когда турнир окончится и когда уедут все гости. Жители Москвы, стесненные жилищным кризисом, бросятся в ваш великолепный город. Столица автоматически переходит в Тулу. Сюда приезжает правительство. Тула переименовывается в Нью-Москву, Москва — в Старую Тулу.
— Да-а, — выдавил из себя спикер облдумы Олег Татаринов, обводя пыльное помещение сумасшедшим взором. — Но как же практически провести мероприятие в жизнь, подвести, так сказать, базу?
Присутствующие напряженно смотрели на гроссмейстера.
— Повторяю, что практически дело зависит только от вашей самодеятельности. Всю организацию, повторяю, я беру на себя. Материальных затрат никаких, если не считать расходов на телеграммы.
— Сколько же нужно денег на это… телеграммы?
— Смешная цифра, — сказал Максим, — сто рублей.
— У нас во внебюджетном фонде только двадцать один рубль шестнадцать копеек. Этого, конечно, мы понимаем, далеко не достаточно…
Но гроссмейстер оказался покладистым организатором.
— Ладно, — сказал он, — давайте ваши двадцать рублей и пост руководителя аппарата вашего шахматного клуба.
К шести часам вечера сытый, выбритый и пахнущий одеколоном гроссмейстер вошел в кассу клуба «Белодомовец».
Сытый и выбритый Гусев бойко торговал билетами.
— Ну, как? — тихо спросил гроссмейстер.
— Входных — тридцать и для игры — двадцать, ответил администратор.
— Шестнадцать рублей. Слабо, слабо!
— Что вы, Дударев, смотрите, какая очередь стоит! Неминуемо побьют.
— Об этом не думайте. Когда будут бить, будете плакать, а пока что не задерживайтесь! Учитесь торговать! Теперь вот что, — сказал Максим. — Нате вам пять рублей, идите на пристань, наймите лодку часа на два и ждите меня на берегу, пониже оружейного завода. Мы с вами совершим вечернюю прогулку. Обо мне не беспокойтесь. Я сегодня в форме.
Гроссмейстер вошел в зал №326. Он чувствовал себя бодрым и твердо знал, что первый ход e2-e4 не грозит ему никакими осложнениями. Остальные ходы, правда, рисовались в совершенном уже тумане.
— Что же мы видим, товарищи? — бодро начал Максим. Мы видим, что никакие лекции не изменят соотношения сил соперников, если каждый индивидуум в отдельности не будет постоянно тренироваться в шашк… то есть я хотел сказать — в шахматах… А теперь, товарищи, я расскажу вам несколько поучительных историй из практики наших уважаемых гипермодернистов Грызлова, Шойгу и доктора Шувалова.
Максим рассказал аудитории несколько сальных анекдотов, почерпнутых в студенчестве в приёмной одного депутата Госдумы из журнала «ОМ», и этим закончил интермедию.
Всего против гроссмейстера сели играть тридцать любителей.
Максим скользнул взглядом по шеренгам «черных», которые окружали его со всех сторон, по закрытой двери и неустрашимо принялся за работу. Он подошел к спикеру облдумы Татаринову, сидевшему за первой доской, и передвинул королевскую пешку с клетки e2 на клетку e4.
Спикер сейчас же схватил свои уши руками и стал напряженно думать. По рядам любителей прошелестело:
— Гроссмейстер сыграл e2-e4.
Максим не баловал своих противников разнообразием дебютов. На остальных двадцати девяти досках он проделал ту же операцию: перетащил королевскую пешку с e2 на e4. Один за другим любители, Владимир Тимаков, Андрей Самошин, Александр Коржаков, Борис Зубицкий, Сергей Кожевников, Анатолий Воропаев, Виктор Рожков и даже сидевший в стальной клетке под охраной спецназа ФСБ Александр Гольднер хватались за волосы и погружались в лихорадочные рассуждения. Неиграющие переводили взоры за гроссмейстером.
На третьем ходу выяснилось, что гроссмейстер играет восемнадцать испанских партий. В остальных двенадцати черные применили хотя и устаревшую, но довольно верную защиту Филидора. Если б Максим узнал, что он играет такие мудреные партии и сталкивается с такой испытанной защитой, он крайне бы удивился. Дело в том, что Дударев играл в шахматы второй раз в жизни.
Сперва любители, и первый среди них — спикер, пришли в ужас. Коварство гроссмейстера было несомненно. С необычайной легкостью и, безусловно, ехидничая в душе над отсталыми любителями города Тулы, гроссмейстер жертвовал пешки, тяжелые и легкие фигуры направо и налево. Борису Зубицкому он пожертвовал даже ферзя. Зубицкий пришел в ужас и хотел было немедленно сдаться или откупиться на ничью миллионом-другим, но только страшным усилием воли заставил себя продолжать игру.
Гром среди ясного неба раздался через пять минут.
— Мат! — пролепетал насмерть перепуганный Борис Давыдович. – Вам мат, товарищ гроссмейстер.
Максим проанализировал положение, позорно назвал «ферзя» «королевой» и высокопарно поздравил олигарха с выигрышем. Гул пробежал по рядам любителей.
«Пора удирать», — подумал Максим, спокойно расхаживая среди столов и небрежно переставляя фигуры.
— Вы неправильно коня поставили, товарищ гроссмейстер, — залебезил Татаринов. — Конь так не ходит.
— Пардон, пардон, извиняюсь, — ответил гроссмейстер, — после лекции я несколько устал.
В течение ближайших десяти минут гроссмейстер проиграл еще десять партий.
Удивленные крики раздавались в помещении клуба «Белодомовец». Назревал конфликт. Максим проиграл подряд пятнадцать партий, а вскоре еще три. Оставался один спикер.
В начале партии он от страха наделал множество ошибок и теперь с трудом вел игру к победному концу. Максим, незаметно для окружающих, украл с доски черную ладью и спрятал ее в карман.
Толпа тесно сомкнулась вокруг играющих.
— Только что на этом месте стояла моя ладья! – закричал Татаринов, осмотревшись, — а теперь ее уже нет!
— Нет, значит, и не было! — грубовато ответил Максим.
— Как же не было? Я ясно помню!
— Конечно, не было!
— Куда же она девалась? Вы ее выиграли?
— Выиграл.
— Когда? На каком ходу?
— Что вы мне морочите голову с вашей ладьей? Если сдаетесь, то так и говорите!
— Позвольте, товарищи, у меня все ходы записаны!
— Контора пишет, — сказал Максим.
Спикер поднял умоляющие глаза на зрителей, среди которых находился Владимир Лебедев, но генерал показал ему жестом: мол, никаких микрофонов-диктофонов.
— Это возмутительно! — заорал Татаринов. — Отдайте мою ладью.
— Сдавайтесь, сдавайтесь, что это за кошки-мышки такие!
— Отдайте ладью!
С этими словами гроссмейстер, поняв, что промедление смерти подобно, зачерпнул в горсть несколько фигур и швырнул их в некогда рыжую голову противника.
— Товарищи! — заверещал Татаринов.- Смотрите все! Спикера бьют!
Шахматисты города Тулы опешили. Не теряя драгоценного времени, Максим швырнул шахматной доской в лампу и, ударяя в наступившей темноте по чьим-то челюстям и лбам, выпрыгнул из окна третьего этажа на улицу. Тульские любители, падая друг на друга, ринулись за ним…