За границей — Афган

Дмитрий Клепко о погранвойсках, страхе и дедовщине

В преддверии Дня пограничника – 28 мая – говорим с Дмитрием Клепко, служивший на советско-афганской границе в конце 80-х, об интернациональном долге, товарищах, дней вчерашнем и сегодняшнем.

Единственные в Союзе

Алексей Мурат, «АиФ в Туле»: Дмитрий Геннадьевич, насколько я знаю, в 1988 году был специальный набор в погранвойска из Тульской области, причём, брали именно студентов…

Дмитрий Клепко: Да, из трёх вузов – нашего политехнического, педагогического и новомосковского химико-технологического. Тогда как раз отменили отсрочку для студентов. Из нашей области набрали целый взвод в единственную такую на весь Советский Союз учебку на Дальний Восток. Границу там существенно укрепили после событий вокруг острова Даманский, была создана и база для подготовки личного состава – с последующим продолжением службы в мотоманевренных группах.

— С первого курса забрали в армию?

— Сразу после его окончания. Разумеется, в погранвойска традиционно был строгий отбор – и по здоровью, и по морально-психологическим качествам. После учебки нас распределили по разным погранокругам, но многие, в том числе и я, попали на советско-афганскую границу.

Выбора не было. На плацу выстроили и объявили, кто куда будет направлен для дальнейшего прохождения службы. Я попал в Термезский погранотряд. Узбекистан.

По ту сторону границы

— В чём состояли задачи моторизованных маневренных групп?

— Тогда об этом не говорилось вслух, но мы выполняли задачи по ту сторону реки. Для кого-то из ребят это был Пяндж, у нас – Амударья. Патрулировали территорию Афганистана глубиной до 100 км от границы, обеспечивали её безопасность, прикрывали погранзаставы. Главная задача – не допустить проникновения банд на нашу территорию.

Тем, кто служил до нас, порой жарко приходилось. У нас же было относительно спокойно. Дело шло к выводу ограниченного контингента советских войск из Афганистана, к тому времени с моджахедами уже чаще договаривались, чем воевали.

— Вам лично доводилось с ними контактировать?

— Бывало. Они предпочитали не ввязываться в боестолкновения с нами, старались решать вопросы по-хорошему. Но это на нашем участке.

— Тем не менее, тогда там было одно из самых опасных мест службы советских военных. Это осознавалось?

— У нас не зря призывают на срочную службу в 18-19 лет. В этом возрасте человек физически вынослив, а страх у него ещё не сформировался, он ещё не знает, что такое. Это, наверное, приходит с первыми боями – у тех, кому выпало воевать.

— Вам довелось обеспечивать вывод войск из Афганистана?

— Да. Генерал Громов, перейдя по мосту через Амударью объявил, что у него за спиной не осталось ни одного советского солдата. Это было примерно в 10 утра 15 февраля 1989 года. Но, на самом деле, мы отошли на нашу сторону только во второй половине дня, примерно в 5 часов вечера. Отдельные подразделения наших пограничных войск выполняли задачи на той стороне до апреля. Напряжение сохранялось до последнего, никто не знал, как пройдёт выход войск, как поведут себя душманы. Но всё прошло штатно.

— После ухода из Афганистана на границе служили?

— Да, в Термезе, в десантно-штурмовой группе.

— Поэтому и тельняшка, и петлицы ВДВ на дембельском фото у вас?

— Да, верно подметили. На какой-то период нас перебросили на усиление в Пянджский погранотряд, где тогда непростая ситуация сложилась. В августе 89-го нас демобилизовали. Служили мы тогда полтора года как студенты.

Разные задачи

— Советские войска находились в Афганистане 10 лет и выходили торжественно, с развёрнутыми знамёнами, их встречали в Термезе местные жители. А совсем недавно мы видели, как уходили из Афганистана войска американские – после 20 лет пребывания там. Разница разительная.

— У нас задачи были разные. Мы школы строили, больницы, заводы, дороги, а при них там только поток наркотрафика рос. Но я не думаю, что сами они расценивают свой уход оттуда как бегство. Выполнили задачи и ретировались.

— В одном фильме офицер-разведчик в учебке сказал солдатам, что никогда и никому ещё не удавалось до конца завоевать Афганистан.

— Да кто его только, на самом деле, не завоёвывал!

— А у кого это получалось успешнее?

— Наверное, у Чингисхана.

Русский рубеж на Пяндже

— В июле 1993 года с того берега Пянджа на таджикскую сторону прорвалась банда, в пять раз по численности превышавшая силы 12-й погранзаставы Московского погранотряда. Почти половина российских пограничников погибла в бою, но моджахеды не прошли…

— Больно было всё это наблюдать тогда, как гибли наши ребята, пока шла подмога, 25 наших бойцов, из которых 22 – пограничники – пали в бою. Но не надо думать, что они там полегли за чьи-то чужие интересы, чужую страну. Они Россию, прежде всего,  защищали. Потому что вся эта нечисть прошла бы через Таджикистан, потом в условиях открытых границ между республиками СНГ подожгла бы всю Среднюю Азию и начала бы просачиваться уже в Россию. Недаром в Таджикистане по-прежнему стоит наша 201-я мотострелковая дивизия, переформированная в базу.

— А надо ли было передавать охрану таджикско-афганской границы местным пограничникам?

— Когда распался Союз, у таджиков не было своей погранслужбы, не было возможности самим закрыть границу, тем более, в тех сложнейших условиях. А когда страна стала на ноги, эту задачу они взяли на себя – в 2005 году.

— Но, скажем, в Армении границу с Турцией до сих пор охраняют российские пограничники.

— Армения, наш союзник, находится во враждебном геополитическом окружении: с одной стороны – Турция, с другой – Азербайджан, с Грузией есть ещё участок, там поспокойнее. Наши охраняют только армяно-турецкую границу.

Интернационал в зелёных фуражках

— Пограничная служба России после распада СССР не раз претерпевала структурные изменения, потом её вернули в ФСБ. Кроме того, служба в погранвойсках теперь полностью контрактная.

— Напомню, в советское время пограничные войска подчинялись Комитету госбезопасности и входили в его состав. И правильно 19 лет назад пограничников вверили ФСБ России. Что касается комплектования подразделений погранорганов по контракту, в этом тоже есть логика. Служба эта особая, непростая, поэтому на этом этапе её доверили профессионалам.

— Среди тех, с кем вы служили, были, в основном, русские или из других республик тоже призывались ребята?

— Да почти весь Союз был представлен. Из Украины, Белоруссии парни служили, грузины, казахи, из Прибалтики был один – отличный парень. Где-то на национальных окраинах какие-то трения, может, и начинались, но у нас это никак не проявлялось. У пограничников немного другая система взаимоотношений. Все понимают: на любом выезде может произойти всё что угодно, какая-то боевая операция, например. И как служить, если такие сложные отношения, как прикрывать друг друга?

К слову, и о дедовщине мы не слыхивали. Да, дед, отслуживший больше года, может тебя чему-то научить, но чтобы, скажем, стирать за него носки – такого не было и в помине. Да и в учебке строго по уставу жили.

Чувство гордости

— Вы поддерживаете отношения с теми, с кем служили в погранвойсках?

— Все, кто тогда попал со мной в дальневосточную учебку – это туляки. Мы, в основном, здесь все и остались, закончили вузы, нашли себя в жизни, ну, и друг друга из виду не потеряли. Разве что в 90-е мало общались – непростые времена были, все выживали, как могли, да и не было ещё современных средств связи. Сейчас гораздо проще.

— Служба в погранвойсках помогла состояться в жизни вам и вашим товарищам?

— Ну, военная служба для мужчины вообще значит многое. И тем более – если это служба в погранвойсках или, допустим, в ВДВ. Это заряжает на всю жизнь, есть чувство гордости от сопричастности к этому боевому братству.

— Ваши пожелания по случаю праздника и товарищам по службе, и тем, кто сейчас стоит особенно вот на самых горячих участках границы.

— Сказано же было не мной – работайте, братья! Только так!

Алексей Мурат «АиФ в Туле»