Дубовая онкология

На алексинских пустошах, где потрудились «санитары леса», никаких посадок леса взамен вырубленного так и не состоялось

На снимках из космоса небо восточнее Урала выглядит страшно: одно огромное белёсое пятно — смог от лесных пожаров. Тайга горит в Сибири и на Дальнем Востоке, в Якутии и Иркутской области, в ХМАО и на Ямале. Дымом затянуто небо над несколькими регионами. МЧС России привлекает сотни спасателей, однако леса полыхают в труднодоступных районах, до которых так просто не добраться.

Нынешних грандиозных пожаров в лесах можно было не допустить, считает руководитель противопожарного проекта «Гринпис России» Григорий Куксин. Как заявил эксперт корреспонденту «Росбалта», власти решили не тушить пожары, когда они еще не были столь масштабны. «На ранних стадиях было принято решение, что тушить эти пожары экономически нецелесообразно: нет денег, не хватает людей, техники, и пусть леса горят. Но пожар, если его не тушить, начинает расти,— сказал Григорий Куксин.— Из-за бедности, нищеты в лесной сфере в регионах и принимаются решения о том, что в этих зонах пожары не тушатся».

Нам в центре России пока везёт — середина лета выдалась дождливой, и вопрос пожарной опасности в лесах остро не стоит (хотя, конечно, при старании можно и мокрый лес поджечь).

Тульские леса страдают от болезней, вредителей и, по мнению опрошенных нами специалистов, от бездумного применения ряда положений ныне действующего Лесного кодекса. У деревьев нашей полосы случаются такие хвори, как бактериальное заболевание берёзы, поперечный рак дуба, трутовик ложный осиновый и другие. Ничего, кроме вырубки, не спасет лес, особенно еловый, если завелся короед-типограф.

А что касается законодательства, то оно допускает раздачу лесов заинтересованным частникам. Арендаторы лесных угодий обязаны не только заготавливать древесину, но и ухаживать за лесом, воспроизводить его. Но что получается на деле? …

Где посадки?

В 2017 году жители Егнышёвки Алексинского района обратились к правительству Тульской области через электронную приемную. Люди спрашивали, на каком основании рядом с ними подчистую вырубается лес. Правительство в лице министра природных ресурсов и экологии Ю. Панфилова ответило: незаконных вырубок не наблюдается, а те, что ведутся,— «сплошные санитарные». В ответе разъяснялось: «В Сотинском участковом лесничестве (Сотинская дача) Алексинского лесничества производится разработка пяти лесосек на основании государственного задания и в соответствии с договором купли-продажи лесных насаждений… В 2018 году запланированы работы по высадке сеянцев деревьев хвойных пород».

2018-й прошел, а на пустошах, где потрудились «санитары леса», никаких посадок леса взамен вырубленного так и не состоялось. Люди снова обратились в правительство. Теперь им обещал уже заместитель министра — директор департамента лесного хозяйства А. Журавлёв. Он рассказал, какие страшные болезни постигли вырубленный лес, и заверил: «Весной 2019 года на указанной площади будут посажены лесные культуры сосны».

Но вот уж осень скоро, а на месте, где когда-то был лес, всё по-прежнему. Наверное, культуры ушли на дальний кордон…

Привыкли руки к топорам

А что думают не грибники и дачники, а специалисты отрасли о состоянии лесного хозяйства? Слово — одному из них.

Алексей СОРОКИН, в 2000-х годах — заместитель директора ГУП ТО «Тулалес»:

— Ныне действующий Лесной кодекс, с которым многие связывают негативные перемены в лесном хозяйстве, вступил в силу в 2006 году. Если коротко, его суть: полномочия по управлению лесами вместе с соответствующими структурами отошли регионам; всё лесное хозяйство раздербанили между двумя функциями — контрольной и хозяйственной.

Контролировать-то — контролируют, но возможностей для этого десятикратно меньше, чем было в «лесхозные» времена:

— из-за финансовых ограничений (жёсткая смета расходов на год, отсутствие возможности привлекать для развития средства от заготовки древесины, как было при лесхозах (в Тульском лесхозе это называлось «мобилизация»);

— из-за сокращения на порядок численности сотрудников. В участковых лесничествах (бывших когда-то просто лесничествами) контрольную деятельность и часть работы прежнего лесничего выполняет руководитель участкового лесничества. В отличие от «старорежимного» лесничего, в его распоряжении имеются всего 1–2 сотрудника вместо прежних 10–12 человек — мастеров леса и лесников. Отсюда и деятельность кургузая: не кропотливая работа в лесу, а проверка работы лесопользователей (арендаторов, участников аукционов и т. д. ), отпуск леса населению и мелкая «халтура» на лесопользователя. Плюс многочисленные отчёты, куда же без них.

А лесохозяйственная деятельность сводится в основном к работе арендаторов, успевших отхватить наиболее лакомые участки лесного фонда, а также работе так называемых ГАУ — это усеченные копии бывших лесхозов, осуществляющие деятельность в кварталах, свободных от арендаторов, и в лесах особых категорий по контракту, составленному лесничеством (минполосы, аншлаги, работы по уходу за лесными насаждениями, пожарная безопасность). Объемы лесохозяйственных работ ГАУ невелики, так как денег, как известно, нет, да и от своей деятельности поступают крохи.

С арендаторами тоже всё понятно: главное для них — заготовка древесины, то есть прибыль. Пока лесные угодья в регионе еще существуют, требуется постоянный жесткий присмотр за работой арендаторов. Чтобы соблюдались все условия контракта: не только вырубка и вывоз древесины, но и уход, защита и воспроизводство леса.

Вообще негативные тенденции в лесном хозяйстве возникли задолго до принятия Лесного кодекса-2006 — они возникли вместе с рыночными отношениями. Кодекс только ускорил процесс развала лесной отрасли. Я считаю, что частная собственность и лесное хозяйство — понятия несовместимые. Американцы до сих пор очухаться не могут от экспериментов в этой области. Пишут, им лет сто ещё понадобится, чтобы привести в порядок леса, где хозяйничали частники.

Лесная отрасль России оказалась наиболее уязвимой в условиях социально-экономической ломки. Отсутствие, к примеру, собственного производства роботов-пылесосов мы почувствуем не скоро. А негативные перемены в лесной отрасли уже ощутили даже неспециалисты. Одни ежегодные пожары чего стоят.

В последние пару десятилетий снизились объемы и качество лесохозяйственных и лесовосстановительных работ. Ухудшилась организация охраны лесов от незаконных рубок и пожаров. Любой хотя бы изредка бывающий в лесу наверняка заметил зарастающие квартальные просеки, сгнившие квартальные столбы. Квартальная сеть — основа грамотного лесопользования — попросту теряется.

Сейчас ведутся разговоры о возврате к системе лесхозов, то есть к объединению контрольных и хозяйственных функций в руках лесничего. Мысль верная, но возникает множество вопросов.

На какой материально-технической базе их воссоздавать? Лучшие леса — у арендаторов, срок аренды в большинстве случаев — под 50 лет. С мелкими арендаторами еще можно разобраться, а как быть, если арендатор — крупная финансово-промышленная группа с выходом «наверх»?

Инфраструктура разрушена. Вблизи Тулы не осталось ни одного целого здания бывших лесничеств и цехов переработки, в руинах, например, здания Высоковского, Обидимского, Красноворотского лесничеств и цехов, Тульского лесхоза. Такая же картина и по области в целом.

Опять же проблема с кадрами: разогнать — легко, а обучить новые — сложно. К примеру, тот же Крапивенский лесхоз-техникум, повинуясь законам рынка, упор делает на подготовку ландшафтных дизайнеров.

Учитывая тенденцию развития экономики, в основном в интересах крупного капитала, в разговорах о возврате к системе лесхозов чувствуется какой-то подвох. Возможно, это окажется попыткой освободить крупных арендаторов от обременительных расходов по охране, защите и воспроизводству лесов, оставив им только подсчёт прибыли от вырубки древесины. К сожалению, оснований для таких выводов окружающая действительность даёт немало.

Подготовил Александр Иванов, «Молодой коммунар»