Российское чиновничество уходит в отрыв

Отечественные чиновники всё меньше боятся публичных скандалов и всё чаще выказывают презрение к общественному мнению

Народ отвечает на это недоверием почти ко всем институтам государства и даже к собственным избранникам. Раскол власти и общества стремительно оформляется, но зачем и кому это нужно?

Эжен Делакруа. Смерть Сарданапала. 1827

Принятие пенсионной реформы прибавило россиянам уверенности в завтрашнем дне. Правда, не рядовым гражданам — по опросу ВЦИОМ, из них на лучшее рассчитывает лишь 25%, — а отечественному чиновничеству. Ещё бы: столь крупная реформа была принята не просто вне согласия общества, а в пику обществу.

Урезание государством социальных гарантий — история старая. Но новым стало заявление, что, хотя нечто является вопросом «чувствительным», воспринимаемым «многими людьми болезненно», вызывающим реакцию оппозиции — оно всё равно будет решено властью в одностороннем порядке. Ведь, очевидно, только чиновник — человек ответственный, дальновидный, опирающийся на «сухие цифры», а не «эмоции», т. е. сверхчеловек, по определению имеющий большее право решать судьбу страны, чем рядовой гражданин.

Как мы видим теперь, эти слова были чем-то большим, чем просто неловким оправданием конкретной антисоциальной реформы. За последнее время нас накрыла волна скандальных идей и высказываний чиновников: бессмысленных и беспощадных, карикатурно-злокозненных. Во всех них чиновничество предстаёт не представителем общества, голосовавших (прямо или косвенно) за него избирателей, а членом особого сословия, отличного от простого народа и даже способного противостоять ему.

По молодёжи и семейной политике — «государство не просило вас рожать», но когда женщины занимаются «карьерным ростом», а не реализацией своих «физиологических возможностей» — они создают «национальную» проблему (читай — проблему для государства); по ценам — «вы мало зарабатываете, а не цены высокие»; по сбережениям — конфисковать банковские вклады; по рабочим местам — пусть безработные платят социальные взносы; по бедности — пайка времён Великой Отечественной вполне достаточно; по пенсиям — пусть стариков обеспечивают их дети и т. д. и т. п. Повторяется даже классическое, «если у них нет хлеба, пусть едят пирожные» — в предложении поднять цены на дешевые мясные продукты, чтобы люди начали питаться здоровее (на фоне острого обсуждения заниженности продуктовой корзины и повышения цен из-за увеличения НДС!).

Питер Брейгель Старший. Вавилонская башня (фрагмент). 1563

Дошло до того, что вице-спикер Госдумы Петр Толстой призвал своих коллег не высказывать публично столько странных идей (якобы их перевирают СМИ). Конечно, это не мешает членам Совета Федерации утверждать на телевидении, что Россия опасна для Запада «своей справедливостью».

На заднем фоне проходят и совсем опасные «звоночки». Так, комментируя негативную реакцию народа на выложенную депутатом Хинштейном фотографию ценника из столовой Госдумы, представитель ЛДПР отметил, что произошедшее попадает под уголовную статью за экстремизм. Мол, Хинштейн публично разжигал ненависть и вражду к «социальной группе» (статья 282 УК) — депутатам Госдумы. И что уголовного дела здесь не будет только из-за того, что обвиняемый — сам неприкосновенный депутат!

В эпоху российских «сроков за репосты в соцсетях», а также скандальных успехов иностранных борцов за толерантность, «терроризирующих» даже крупные корпорации, столь вольные трактовки уголовного кодекса уже не могут не волновать. Во-первых, депутаты выделяются в отдельную «социальную группу», с единым имиджем и интересами. Во-вторых, критику в отношении них предлагается подавлять всей мощью госаппарата — не только руками цензуры, но и уголовным преследованием. В-третьих, свою полную безнаказанность депутаты осознают.

«Народные избранники» демонстрируют уже не только абсолютное непонимание, чем живут рядовые граждане. Они почему-то уверены, что им не нужно считаться с мнением народа — будто тем же депутатам не важна поддержка избирателей. Владимир Путин предрекал даже, что принятием непопулярных реформ воспользуются оппозиционные политические силы — но и это никого уже не страшит. Кажется, что само государство не воспринимает Россию как демократию. Чиновники приняли на себя роль «прогрессоров», конкистадоров, которые могут строить жизнь «туземцев» так, как им вздумается.

Рембрандт. Синдики. 1662

Картину завершает то, что граждане демократического российского государства не доверяют своим же избранникам: по последнему опросу ВЦИОМ, Государственной думе доверяет лишь 36%, а политическим партиям — 39%! И тенденция здесь — строго негативная.

Для демократической системы ситуация кажется парадоксальной. Ненароком можно поверить в заявления либеральной оппозиции о том, что в России и не капитализм вовсе, а феодальный строй. Однако описанные выше проблемы — не только не новы и не уникальны, в них — вся суть капиталистической демократии.

Дело в том, что иметь право избираться — не то же самое, что обладать возможность реализовать это право. Чтобы баллотироваться на какой-либо пост, вам необходимо как минимум собрать немалое количество подписей (для выдвижения своей кандидатуры) и провести широкую рекламную кампанию, чтобы избиратели о вас узнали. Для условного директора большой компании ни то, ни другое не составляет труда: подписи могут собрать профессиональные сборщики, агитацией могут заняться профессиональные же «пиарщики» через любые средства массовой информации, от телевидения до щитов у дорог, — были бы деньги да связи. Не говоря уже про «админресурс» работников корпорации…

А вот условный слесарь, даже если он заручится поддержкой друзей и знакомых, — имеет почти нулевой шанс на успех. Не стоит забывать и про фактор коррупции: на бюрократических процедурах можно любому кандидату попортить немало крови. А для хорошей юридической поддержки также нужны средства и связи.

Чтобы участвовать в политике — тебе нужна большая структура. Она «по умолчанию» есть у тех, кто уже держит в руках власть: условно говоря, действующему президенту не нужно принимать особых усилий, чтобы «пиариться». Есть она и у крупного бизнеса — в виде корпораций, зачастую так или иначе «переплетающихся» с государственной машиной. Нет её только у рядовых граждан.

Генрих Семирадский. Христианская Дирцея в цирке Нерона. 1898

Поэтому легко представить себе ситуацию, когда власть удерживается в очень узком круге богатых людей, тех, кого в широком смысле называют «власть имущими» или «элитой». Иногда это буквально несколько семей, но обычно — это то, что политологи уже несколько веков называют «классом».

Именно этот пресловутый «класс» и просвечивает через риторику наших чиновников, избранных и не очень. Им, действительно, на практике не приходится считаться с мнением большинства народа — только с мнением небольшого процента людей, составляющих «класс». Отсюда и болезненная реакция на сделанную из лучших побуждений фотографию Хинштейна: он подставил под удар свою «социальную группу», но его простят, так как он — всё же член этой самой «группы». Столь же «своими» являются и авторы упомянутых в начале статьи высказываний и инициатив, прекрасно пережившие и эти, и все прошлые скандалы, и потому уверенные в своей непотопляемости.

Не так страшен «раскол» власти и общества: так или иначе, более скрыто или более явно он заложен в самой сути существующей системы. Страшнее именно стремительное его оформление со стороны самих «власть имущих», не сулящее рядовым гражданам ничего хорошего, окажись оно хоть простой придурью, хоть каким-то далеко идущим «оранжевым» планом.

Самое же страшное в нашей зарисовке — реакция общества. Опрос ВЦИОМ показывает как бы противоречивые настроения обычных людей: улучшения жизненной ситуации ожидают лишь 25% опрошенных, однако в целом жизнь устраивает 58% респондентов. Вероятно, связь этих цифр проста: если ты ожидаешь, что завтра будет хуже, то сегодня (и вчера) для тебя относительно «нормально» и даже «хорошо». Ты — за «стабильность», т. к. что бы ни изменилось — всё будет к худшему. Особенно когда доверия ни к государству, ни к существующим партиям нет. Это состояние смирившейся со своей участью жертвы.

Борис Кустодиев. Возмущение слобод против бояр (Бунт против бояр на старой Руси). 1897

Однако у каждой монеты есть две стороны. У народа «естественным» образом не появляются большие структуры, способные заниматься политикой, но это не значит, что их нельзя построить. Наши предки смогли выстроить советы, профсоюзы, фабзавкомы и много чего ещё сто лет назад, при царизме, в условиях всеобщей безграмотности и отсутствия нормальных коммуникаций. Сейчас эта задача — на порядок проще, по крайней мере, технически.

Нужно обновить политическое «меню»; российской политике нужна свежая кровь. Но взяться она должна не «сверху», не из рядов директоров и топ-менеджеров, год от года выдвигающих свои кандидатуры на выборах всех уровней. Она должна прийти «снизу» — самым что ни на есть законным порядком: через самоорганизацию народа для отстаивания общих интересов. На предприятиях — коллективные договора и профсоюзы, на социальных направлениях — родительские и профессиональные комитеты и т. д.

Надо понимать, что даже текущее «обострение» вызвано не чем иным, как отсутствием должной реакции общества на принимаемые против него законы. А отсутствие реакции вызвано отсутствием субъекта этой реакции — низовых общественных структур, если хотите — «гражданского общества». Сбор миллиона «живых» подписей и десятитысячный митинг против пенсионной реформы — текущий предел «стихийной» гражданской активности. Да и он достигнут за счёт работы партий и общественно-политических движений, т. е. давно существующих политических структур.

Примет ли общество фонтан чиновничьих заявлений как вызов? Оформится ли оно во что-то, войдёт ли в политику напрямую, а не через своих представителей-депутатов, в которых само же давно не верит? Превратится ли наша «демократия для демократов» в демократию для народа? Или столь «ожидаемые» нашими согражданами изменения к худшему наступят быстрее?

Дмитрий Буянов, ИА REGNUM