Писатель Олег Хафизов представил свой новый рассказ
Фото: Из личного архива Елены Хафизовой
О том, почему герой рассказа «Колонна Брюлова» немец Вольфганг, увлекающийся древнерусским искусством и служивший в 1941 г. в батальоне Вермахта, не смог выполнить приказ и не взорвал исторический памятник на Куликовом поле, в материале «АиФ в Туле».
Российский писатель, переводчик и журналист Олег Хафизов представил свой новый рассказ «Колонна Брюллова» в музее «Тульские древности». История немца Вольфганга, директора картинной галереи, увлечённого древнерусским искусством, который в 1941 году служил лейтенантом сапёрного батальона Вермахта, как никогда в жилу прозвучит именно сейчас, когда «отношения между людьми и целыми народами стали меняться».
Вольфганг-русофил
Хотя проводить какие-либо аналогии с определёнными политическими реалиями автор, как кажется, ни разу не планировал, они почему-то напрашиваются. Бывает ведь, что задумаешь сделать одно, а оно возьмёт да и обернётся потом по своему усмотрению какой-то неожиданной стороной, сверкнёт «незапланированными» красками. Впрочем сколько людей, столько и мнений.
По сюжету рассказа, автор встречает немца-русофила, прибыв на «германское» кладбище по производственной необходимости – готовить материал в газету об очередном мероприятии в рамках «братания» оружейной столицы и небольшого административного центра на юго-западе неметчины – городе Филлингена-Швеннингена.
Разговорившись, интервьюируемый предстаёт совершенно незаурядной личностью. Оказывается, он объездил с экспедициями все монастыри русского Севера, написал в пору своей мирной зрелости с дюжину научных трудов по русской иконописи, а во времена военной молодости — множество акварелей с русскими храмами, видами и просторами необъятной державы, с которой его нордические соотечественники вели тогда смертельный бой.
«И вообще я – большой русофил, — почти сразу признаётся немец и продолжает. — Я возил в своей машине маленький этюдник и при возможности писал виды старинных русских церквей в тех местах, которые мы… оккупировали. Я также собирал в заброшенных храмах и домах иконы, которые казались мне наиболее древними и ценными в художественном отношении…».
Эти иконы его сослуживцы называли «дровами» — впрочем, нейтрально, нисколько не обесценивая художественно-искусствоведческий интерес Вольфганга. Интересу этому они, разумеется, не сочувствовали, но и не только мирились с ним, но даже относились с определённой толикой уважения, как к милой причуде. Когда саперному батальону поступает приказ «сжечь в городе всё, что горит, а остальное взорвать», Гюнтер-Расторопски, унтер-офицер подразделения, с горечью сообщает Вольфгангу, что его «коллекция дров в мотоцикл не поместилась», а, значит, сгинула в пламени. Но тут же успокаивает – «до Сибири ещё далеко, и он наберёт ему целую тонну самых древних и трухлявых икон».
Не единичный случай
Вольфганг получает задание взорвать знаменитую колонну на Куликовом поле, возведённую по проекту архитектора Александра Брюллова. Памятник служил отличным ориентиром для русской артиллерии, а значит, представлял собой прямую опасность. Как очевидно для каждого, кто хотя бы раз бывал на поле ратной славы, выполнить этот приказ Вольфгангу не удалось – в каждую годовщину победы войск князя Дмитрия Донского над татаро-монголами рядом с колонной и окрест её проводятся праздничные мероприятия.
Но не удалось взорвать памятник боевой славы, истории и культуры не столько из-за любви Вольфганга к искусству, сколько из-за целого ряда обстоятельств, которые принято называть мистическими. Впрочем, чтобы узнать, что именно произошло тогда на поле Куликовом и почему, по мнению Фольфганга, в мире не «два великих Брюллова», а три и до какой степени это верно, лучше всего обратиться к первоисточнику – рассказу.
Его автор признаётся, что многое из описываемого в произведении происходило в действительности. Например, церковь, в которой сапёрный батальон Вольфганга оборудовал долговременную огневую точку, имеет прямой аналог в реальности – в храме Сергия Радонежского на Куликовом поле во время Великой Отечественной войны немцы действительно на некоторое время обосновались. Правда, ненадолго.
Памятник Дмитрию Донскому (1850) на Красном холме. Архитектор А.П. Брюллов. Куликово поле Фото: www.globallookpress.com
Более того, и немец, столь увлечённой русской культурой – не вымышленный персонаж, а лишь слегка видоизменённый, если сравнивать героя рассказа с его реальным прототипом.
«Подобного немца я встречал в Туле, он был этнографом, занимался изучением фольклора северных народов России, — рассказывает Олег Хафизов. – И он также говорил мне, что он большой русофил. Я спросил его: а как насчёт войны? Он ответил, что был капитаном десантников на Ленинградском фронте. Я не стал его расспрашивать о его военных подвигах. И я несколько раз встречался с подобным отношением, причём как с нашей, так и с немецкой стороны. Некоторые художники служили военкорами фронтовых газет. Когда я был во Ржеве, я видел рисунки немецкого лейтенанта, которые входили в экспозицию, посвящённую Ржевской битве. Немец тоже рисовал русские храмы. Так что это вовсе не единичный случай – художник на войне. И уж точно – не преувеличение».
Дмитрий Борисов, «АиФ-Тула»
Да-да, они не унтерменшей уничтожать приходили, а к прекрасному приобщаться. Взгляд нашей интеллигенции как всегда прекрасен.
Если бы Вы прочитали мой рассказ, Йцукен, то узнали бы, что в его конце немецкий офицер сжигает русскую деревню, а не приобщается к прекрасному.