Еще тот сатрап 

Штрихи к портрету Михаила Салтыкова, именем которого предлагается назвать главные площадь и улицу Тулы

О малоизвестных фактах тульской биографии писателя, который вполне мог стать прототипом для многих героев своих повестей и сказок.

Как снег на голову

С Тулой Михаила Салтыкова связывают всего 9 месяцев жизни. Но каких! К ноябрю 1866 года Салтыков — едва ли не самый опытный и своенравный чиновник Министерства финансов России. Не без поддержки своего однокашника по Царскосельскому лицею министра финансов Рейтерна, после скандальной службы вице-губернатором в Твери и Рязани Салтыков получил место управляющего казенной палатой сначала в Пензе, а затем в Туле. При назначении в Тулу ему присвоили генеральский чин — действительного статского советника — и высший оклад содержания: 2 000 рублей годового жалованья, 600 рублей столовых и 571,8 рубля квартирных. Для сравнения: предшественник Салтыкова получал на треть меньше.

В Туле с новым управляющим палатой связывали большие надежды: прежний руководитель финансового ведомства изрядно запустил дела. Но приезд Салтыкова откладывался. С момента приказа о назначении от 11 ноября 1866 года прошла неделя, другая, месяц, но новый шеф все не ехал. Чиновники палаты уже и устали ждать, как вдруг Салтыков явился 29 декабря 1866 года, буквально как снег на голову, без предварительного письма или курьера.

Заметим, что на мемориальной таб- личке, установленной на здании Тульского коммунально-строительного техникума на пр. Ленина в память о службе в этом здании Салтыкова-Щедрина, ошибка в должности. Салтыков был управляющим палатой, а не ее председателем. С 1777 года в России установился коллегиальный принцип управления всех учреждений, серьезные вопросы решались общим собранием «присутствия» под началом председателя, имевшего равный голос. Лишь Александр II ввел принцип единоначалия и ответственности. В казенных палатах председателей на управляющих поменяли по указу от 23 мая 1866 года, но в Тулу этот документ пришел с большим опозданием. Из-за этого первый день службы Салтыкова в нашем городе начался со скандала.

«Является он сам, суровый и мрачный на вид, быстро проходит в присутствие, застает там чиновников с кипою бумаг на столе.

— Вы знаете, что теперь управляющий один своею властью решает все дела, при чем же тут общее присутствие ваше и зачем будут торчать здесь другие члены?

— Эй, швейцар, — кричит он, указывая на зерцало (эта небольшая пирамидка с фрагментами из текстов петровских указов с наставлениями о службе чиновников стояла на столе большого зала палаты с 1777 года), — убери подальше это воронье пугало, чтобы его тут не было. В этой комнате должен быть мой кабинет, а не какое-то мифическое присутствие…

С удивлением слушали мы эти странные речи, вовсе не похожие на обычные приветствия, с какими обращаются к своим подчиненным начальники при вступлении в должность. К чему этот тон, резкий и раздражительный? Из-за чего было так кипятиться? В особенности, с какой стати понадобилось изливать свою желчь на неповинное в наших порядках зерцало?», — вспоминал сослуживец управляющего М. Мерцалов.

Репутация хама и крикуна

прочно закрепилась за Салтыковым в палате. На официальных документах он мог поставить визу: «Что за чушь?!» или «Галиматья!», выставить за дверь губернского казначея и швырнуть ему вдогонку принесенные отчеты. Стены палаты содрогались от «беспрерывных возмутительных криков всегда раздражительного управляющего». Чиновники палаты, не привыкшие к такому обхождению, уже собрались дружно в отставку, но вмешался приятель Салтыкова, приехавший вместе с ним в Тулу из Пензы. Он объяснил, что «грубые выходки управляющего не более, как мимолетные вспышки желчной и нервной натуры». Дал понять, что несуразная брань Салтыкова не так страшна и опасна, что он не злой человек, а раздражительный и вспыльчивый крикун, а его крики надо воспринимать как заурядные служебные неприятности.

До поры до времени это терпел и тульский губернатор. Три недели совместной работы в Туле генералы Салтыков и Шидловский были не разлей вода: ходили друг к другу в гости, играли в пикет и вдруг поссорились. В официальной биографии писателя этому конфликту придали социально-политическую окраску, сделав из Салтыкова чуть ли не демократа, который изобличил градоначальника с фаршированной головой. Все было проще.

У губернатора из-за спешной депеши из Петербурга с опозданием началось заседание статистического комитета. За одним столом собрался свет тульского общества, среди прочих высоких чинов и Салтыков. В отместку за проволочку он ерничал, говорил губернатору колкости. Заседание и вовсе превратилось в балаган после явки пьяного главы Тулы Добрынина. С порога он обвинил полицмейстера в кражах овса и сена у пожарного обоза. Шидловский в итоге закрыл заседание «по причине возбужденного состояния некоторых членов». Салтыков был страшно оскорблен тем, что его колкости поставили в один ряд с поведением пьяного градоначальника, ушел, хлопнув дверью, и с тех пор губернатора иначе как тульским помпадуром и фаршированной головой, причем публично, не называл.

Шидловский не обращал на это внимания до тех пор, пока стычка не сказалась на делах. Салтыков выгнал из палаты порученца губернатора, решившего сэкономить время на почтовой пересылке (губернское присутствие находилось через дорогу, в здании нынешнего областного колледжа культуры и искусств) и лично забрать в палате важные бумаги для первого лица. А затем еще и написал жалобу министру, указав, что чиновники губернатора отвлекают подчиненных от работы, что он расценивает как «гнет беспрерывной губернаторской ревизии».

Министр сначала принял сторону приятеля и в письме губернатору просил не мешать палате. В ответ Шидловский изложил свою версию событий, что Салтыков даже его, «главнокомандующего губернией», не пускает в палату, считая посторонним, и поставил под сомнение возможность дальнейшей карьеры управляющего.

Салтыков забросал министерство новыми письмами. Очевидцы вспоминали такой эпизод. По ул. Киевской в сторону кремля спешит Салтыков, держа перед собою пакет.

— Куда это вы, Михаил Евграфович?

— Иду Мишку травить.

— Какого Мишку?

— А вон (указывая на квартиру губернатора), что залез в высокую берлогу.

— Видно, жалобу на губернатора хотите отправить? Что же вы сами-то несете пакет?

— Покойней будет на душе, когда сам в подлеца камень бросишь…

Но сила оказалась на стороне губернатора, Салтыкову пришлось покориться и вновь просить Рейтерна о переводе на службу в другую губернию. 13 октября 1867 года его назначили управляющим Рязанской казенной палатой, но и здесь ужиться ему не удалось. 25 мая 1868 года Салтыкова отправили в отставку с пенсией 1000 рублей в год.

И еще один штрих к биографии едкого сатирика. Из письма Салтыкова министру финансов после сообщения об отставке, 3 июня 1868 года, Рязань:

«Позволю себе думать, что причина столь внезапного поворота заключается не в служебной моей деятельности, которая всецело была посвящена честному и добросовестному исполнению обязанностей. Это убеждение и надежда, что Ваше превосходительство до некоторой степени находит мою службу не бесполезной, дает мне смелость просить Вас при всеподданнейшем докладе об увольнении меня от должности довести до сведения Государя Императора, что я очень хорошо помню, что я обязан Его Величеству освобождением от 8-летнего изгнания в Вятку и что с тех пор, по моему разумению, вся моя деятельность, как служебная, так и частная, проникнута благодарностью оказанной мне милости».

Ирина Парамонова, «Молодой коммунар»