Мои честные выборы

Анатолий Зубарев не является членом какой-либо партии. Молодой человек с университетским образованием  участвовал в выборах в качестве наблюдателя. Свою добровольную миссию он описал в блоге.  

Дискламация: Слово «выборы» в данной заметке будет, за исключением очевидных случаев, использовано в значении «выборы на участке 1084». Слово «честные» будет использовано в смысле «без грубых, могущих существенно повлиять на результат, нарушений законодательства».

Решение стать наблюдателем, как я теперь думаю, подготавливалось давно (в принципе, как и все в нашей жизни, самими ходом всех этой самой жизни событий), но до последнего времени было не вполне осознанным. Непосредственным поводом, как это часто со мной бывает, стал вопрос, заданный мне одним скептиком: «А дальше что?». 

А дальше была мучительная внутренняя борьба между желанием немедленно действовать  и  опасением, что немедленное действие может отнюдь не вылиться в немедленный осязаемый результат: «Ну, допустим, пойду я туда, и что?»

А вот что: опуская лишние подробности о том, как мне все-таки удалось получить направление на свой участок (было важно, чтобы был свой, потому что ожидал худшего и рассчитывал, что если удалят как наблюдателя, обязаны будут хотя бы допустить как избирателя), скажу только, что в субботу 3 марта мы с Константином после множества проволочек, наконец, двинулись по направлению к школе номер 16, по адресу ул. Демонстрации, дом 6, где и помещался мой участок 1084.

Впечатления от подготовительного этапа оказались смешанными. Поначалу, конечно, это было сильное воодушевление от того, что столько людей активно принялось воплощать идею о наблюдении. Приятной неожиданностью были и колличество и состав участников посещенного нами семинара для наблюдателей. Затем, как и следовало ожидать, наступает момент (и он, как водится, является последним и критическим), когда значительная масса крикунов оказывается записанной на приемы к врачу, должна выполнять обещание, данное умирающей бабушке, сидеть с детьми троюродного брата бывшего приятеля соседки из дома напротив, и все в таком духе. Должно ли это меня расстраивать? Отнюдь. Это воодушевляет, потому что я на их фоне выгляжу более решительным и последовательным, а они имеют столь важное пространство для роста.

Из наиболее запомнившегося, пожалуй, посещение штаба КПРФ в Туле, после десятка уточнений по телефону (особенно часто и дотошно спрашивают меня, понимаю ли я, что это безвозмездно), мы все-таки вынуждены ждать окончания заседания. Болтаем на улице с водителем «дышащего на ладан» штабного «Соболя», водитель шутит, рассказывает о задержаниях активистов. Вериться с трудом. В штабе оживление, но обстановка нерабочая. Тетушки с начесами, пузатые мужички в пиджаках. Один из них подходит к женщине, ответственной за выдачу направлений, и, не стесняясь нас, говорит: «Обзвони наших, скажи всем, что нам важны только наши голоса, на остальных нам пох.й!». Это я оставлю без комментариев. Сама женщина (ее зовут Надежда) подает очень мало надежд. Она путается в записях (ни одного компьютера в штабе я не видел, видимо, дело не только в лидере предвыборной гонки и Говорухине), никак не может ни уразуметь, что мы хотим быть оба на одном участке, ни объяснить, почему это невозможно. С трудом получаем одно направление и узнаем имя члена УИК с решающим голосом. Связь только со штабом. Ни мобильных бригад, ничего.

Справедливости ради нужно отметить, что позже я узнал, что были и мобильные бригады, которые работали в адском режиме из-за множества «липовых» наблюдателей, была и самая настоящая борьба за право присутствовать на участке, будут, наверное, и опротестования и суды, может быть, даже отмена итогов на одном-двух участках. Но тогда картина смотрелась иначе.

Иначе, в частности, потому что телефон в штабе, как мне показалось, только один. К нему выстраиваются в очередь…

Пользуемся подстраховкой от «Яблока», у которого штаба нет и в помине. В офисе один сотрудник и странно-бомжеватого вида дед с бородой до колен. Направление нам предложено заполнить самостоятельно. О поддержке спрашивать не стали. 

В целом если пытаться охарактеризовать все, предшествовавшее непосредственно выборам, одним словом, скорее всего, я остановлюсь на «неорганизованности». И это совсем не осуждение, во всяком случае не по адресу организаторов. Язык не поворачивается их осуждать, потому что сложно даже представить себе  все те проблемы, с которыми они столкнулись, чтобы худо бедно обеспечить работу нескольких тысяч наблюдателей по всей стране (только в Туле добровольцами как мы только в КПРФ записались 200 человек, а 5 марта в доме, где располагается штаб — об это извещало объявление на дверях — должны были отключить холодную воду — горячей там, к слову сказать, нет вообще).

Если уж кому-то и предъявлять претензии, так это таким как я рядовым участникам процесса, которые оттягивали решения и подготовку до последнего, которые в конечном итоге начинали думать, что все это ни к чему, что все сойдет хорошо и так, которые ленились или стеснялись написать своим друзьям и попросить их составить компанию и все такое прочее.

Впрочем, претензии — это не наш метод. Наш метод — это собственный пример

В школе нас, как и следовало ожидать, встречала «госпожа полицейский», ожидаемой была и реплика, прозвучавшая из ее уст: «Я даже не знаю, могу ли я вас пропустить!». Она не знает… Ничего, зато мы теперь знаем.

Только что пришло в голову, что избитая фраза что-то про «мои университеты жизни» начинает обреатать вполне конкретное содержание. Что такое университет как учреждение высшего образование? Это совсем не место где чему-то учат, это место, где учишься учиться. Наблюдательство — один из курсов такого университета. Мы постепенно воспитываем в себе хорошую привычку читать законы и не бояться требовать их соблюдения.

Служитель правопорядка просит нас обождать. Девушка, член комиссии, изволят курить, девушка, член комиссии, проводят нас, как только освободятся. Мы ждем. Ждем 5 минут, 10 минут. Видимо, она курит кубинские сигары, причем одну за другой. Тем не менее ждем. Наконец, они здесь, они снизошли, нас проводят во второй этаж. В попытках заговорить натыкаюсь на стену молчания. Ладно, куда нам…

Председатель не в пример приветливее, крайне удивлена нашим визитом, она человек бывалый, но это на ее памяти впервые. От неожиданности советуется с нами, как правильно собирать ящики для голосования на дому — там остается лишняя деталь. Мы пробуем собрать, деталь остается… Провокация? Может быть… Мы обещаем уточнить у товарищей. Осматриваем участок, беседуем, знакомимся со списками членов УИК. Урны прозрачные. Все на своих местах. Места наблюдателей далеко, но посадить нас в другом месте было бы действительно сложно, таков уж ландшафт местности. 

В общем и целом впечатления от первого знакомства самые положительные. Уже уставшие разъезжаемся по домам отдыхать перед великим днем.

Бессонная ночь, где ты Гомер? Потом темнота, кашка, сборы. Бесконечное путешествие из моего Кукуева в центр, еще немного — и, что бы вы думали? Нас не очень-то рады видеть. Прямо-таки не собираются пускать. Председатель, заметно похолодев ( и заметно нервничая), настоятельно требует наши направления, мы настоятельно их показываем, попутно объясняя, что нам не нужна «кожаная корочка» от редакции, благословение Папы Римского и три килограмма лунного грунта, как того требует ТИК. С полчаса добиваемся, чтобы нас внесли в список присутствовавших на участке. 

В это время комиссия спешно пломбирует и опечатывает урны. Наличиствующие на участке наблюдатели числом 5 человек происходящим ни мало не интересуются. На мое предложение посмотреть, что комиссия делает с ящиками, наблюдатель от КПРФ, коротко  стриженный квазиспортивный молодой человек, говорит: «и так все видно». Лучше бы сказал «и так все ясно» — это хотя бы какое-то подобие недовольства, происходящего от недоверия (толика которого должна обязательно присутствовать как залог прозрачности). Он, кстати, ретировался часа два спустя. Теперь, прочитав множество историй о «липовых» наблюдателях, я подозреваю, что это мог быть как раз тот самый случай.

Ладно, нас вносят в список. Но на отдельном листе. Но дают копию. Но незаверенную. В общем все туманно, мы на птичьих правах и на нервах. Комиссия, видимо, тоже. Когда я передаю еще накануне написанное требование о выдаче копии протокола, председатель говорит: «Ну, зачем вы, мы и так бы дали». Пристыдила…

Поток избирателей плотный с самого открытия. Каждого второго подозреваем в «карусельности». Нервничаем, потому что когда к комиссии выстраивается очередь за «бюллетенями» (да, именно так их называет наша председатель), ящиков не видно. Полицейский, стул которого еще накануне стоял к ящикам вплотную, самоустранился и сидит в отдалении (нам его не видно совсем) — вбросов боимся не сильно, потому что ящики прозрачные, но кто знает — доказать будет невозможно.

К слову в комиссии две девушки из ЕР — 1990 и 1992 гг. рождения. А вы говорите молодежь неактивная.

Член УИК от КПРФ, Нина Васильевна, при орденах. Вернее при медали в честь 300-летия Тульского оружейного завода. За день до этого такую же вручили моему отцу, и моему деду, и если с первым у ТОЗа связь хоть какая-то есть, второй всю жизнь был связистом. «А он ветеран, ему все медали дают» — резюмирует моя бабушка. Ценная, видать. медаль.

Мы пытаемся визуально считать избирателей, загвоздка в том, что входить они могут сразу с двух сторон (участок в корридоре школы, проходной) Уже к 12:00 у нас расхождение в 100 человек, которое постоянно растет, равно как и наше беспокойство — не дописывают ли, чтобы вбросить? 

Впрочем, поведение комиссии не позволяет их заподозрить в злонамеренности: они вовремя объявляют, когда поедут выездные урны, добровольно сообщают, сколько им выдается бюллетеней (хотя мы и не проверяем). Списки голосующих на дому все-таки есть, и, конечно, же людей обзванивали: как иначе объяснить, что число решивших проголосовать дома выросло с прошлых выборов втрое?

Немного о наблюдателях: одна девочка, неопределенных политических воззрений, удалилась почти сразу. Мальчик-коммунист ушел спустя пару часов. На мой вопрос: где он, и как координируется работа членов УИК и наблюдателей женщина с медалью пожимает плечами: «Мне никаких указаний не давали». Понятно, куда же нам без указаний…

От ЕР — бородатый и длинноволосый юноша во всем черном. После того, как он стал слушать плеер, а тем более, когда впервые зазвонил его телефон, стало ясно, что в конце дня нас ждет черная месса с принесением человеческих жертв.

От ЛДПР и СР — две девушки, одинаково не понимающие, зачем они здесь. Ни инструктажа, ни материалов. От СР — студентка местного юридического колледжа: «Их попросили», как водится, добровольно принудительно. Вторая — вообще непонятно откуда. Некоторое время назад «вместе с друзьями вступили в партию». Дальше я не выяснял. Попытался объяснить, зачем мы там. Вряд ли меня поняли. Впрочем, я старался не акцентировать внимание на собственной ангажированности, мало ли что. Хотя теперь понимаю, агитировать нужно было смелее и всех. В том числе и члена УИК с правом решающего голоса, приятную женщину, которая там была в первый (и, видимо, теперь уже в последний раз), избранную от местных жителей. Она уже успела поучаствовать в двух переписях (населения и сельскохозяйственной). А самое главное — нужно было обрабатывать председателя, она, кстати, к обращению была ближе всех. Но об этом чуть позже.

В целом в первой половине дня все обстоит спокойно, оживление происходит только, когда приходит мужчина и пытается уверить нас, в том, что  камеры показывают потолок. Выяснилось, что скриншот он сделал накануне, а утром камеры настроили, и с картинкой все нормально. Правда потом оказалось, что трансляция идет с примерно двухчасовым опозданием, случайность, злой умысел, как знать…

Потом практически один за другим несколько случаев, когда избиратели оказываются исключенными из списков голосования. Наиболее яркий случай первый: необъятных размеров женщина, громогласная и энергичная возмущается. Кричит о фальсификациях. Мы оживились, спешим к столу комиссии выяснять, в чем дело. Оказывается, на днях к ней в деврь позвонили, молодой человек, представившись сотрудником компании «Альтаир» (местный провайдер интернет- и  ТВ-услуг), спросил, довольна ли она тем, что их дом подключили к Интернету. «Я ему ничего не сказала, а он и говорит: «Значит, недовольны, так и запишем!», а теперь меня вычеркнули! Вот не верила я в фальсификации, а теперь сама вижу! Это все против Путина! Весь Интернет против Путина, так я и знала!» Эту логическую цепь я, пожалуй комментировать не буду.

С другой девушкой, также исключенной из списков я переговорил лично. Выяснилось, что она студентка, учится в Москве. На мой вопрос, как же так вышло, председатель только разводит руками, данные передает ТИК, будем выяснять.

Через какое-то время «из ТИК пришла телефонограмма» (sic!): данные передает ФМС. Короче, концов не сыскать.  Ладно, в  общем-то, бюрократия — это не то, с чем мы тут боремся.

У нас с Константином сами собой распределяются роли в общении с комиссией. Я злой полицейский наблюдатель, а он — добрый. Я пристаю к комиссии и мешаю ей работать требую строго соблюдения процедур, а он потом ходит и объясняет, что на самом деле мы не провокаторы, что на самом деле мы за правду и вообще за все хорошее против всего плохого.

Пока Костя очаровывает председателя, я разглядываю помещение. На стенах доски почета. Одна девочка обозначена как «победитель выставки». Породистая какая девочка, ты подумай! Позже я выяснил, что их таких трое. Значит, где-то в закромах чудо-школы должны храниться ажно три голубые розетки…

Но я отвлекся, вообще, как выясняется к концу дня, председатель свято верит в то, что мы оба корреспонденты московских изданий, снимаем и пишем про комиссию гадости и вообще. Впоследствии это привело к появлению эпичной фразы: «Только не снимайте как мы вынимаем из урны мятые бюллетни, снимайте немятые». (Конструкция урн действительно странная, «бюллетни» мнутся и вылезать на белый свет не хотят).

День проходит без происшествий, ящики возвращаются и сразу занимают свое место между урн (их у нас две, а ящиков три). Нам их видно. Акты мы не проверяем, чтобы не нервировать людей лишний раз. 

В течение дня несколько человек избирателей подходят пообщаться с нами наблюдателями. В основном наказывают «наблюдать как следует», но бывают и возгласы типа «Зюганов победит».

Кстати, комиссия в лице разных ее членов периодически приглашает нас пить кофе и есть бутерброды, я деликатно отказываюсь (в тайне опасаясь известно чего), Костя рискует. Я рискую только на этапе подготовки копий протокола, когда терять вроде бы уже нечего.

Голосую за 10 минут до закрытия, в кабинке сомневаюсь насчет ручки — «не исчезающие ли там чернила». Зампред уточняет сколько нужно копий протокола. Девушки-наблюдатели сомневаются, видимо, сомневаются, нужны ли им вообще какие бы то ни было копии. Указаний-то нет…

Сразу после закрытия участка председатель выходит из помещения для комиссии в слезах. Потом выяснилось, что сначала из ТИКа звонили, а потом еще и приезжал какой-то мужичок (его, кстати, настиг обморок на следующем участке) с целью оказать давление — «Костьми должна была лечь, а не пустить наблюдателей». Это, конечно, о нас. Увидели нас благодаря камерам — и понеслась.

Комиссия еще не знает, что ближайшие часа два они будут тупо ждать, пока не завершится «работа со списками избирателей». На этом мы настаиваем, и нас слушают. Председатель, видимо, в отместку за нехорошее с ней обращение во всем с нами соглашается и даже советуется. Благодарит, что я указываю ей на ошибочно внесенные в УФП данные, спрашивает, как лучше исправить. Умильно восхищается моим познаниям.

Работа со списками идет медленно, из-за того, что у нас больше 2000 тыс. избирателей, и много голосовавших на дому, нужно все сверить.

Когда на соседних участках уже завершают подсчет, мы только приступаем к нему. Нина Васильевна уже сняла медаль, звонит мужу, интересуется, какой счет. Недовольна тем, что все так долго. Кстати недовольство выражает громче всех.

Неразговорчивая блондинка с сигарой на мой вопрос как было раньше, резюмирует: «Раньше все было по-другому». Как отрезала.

Нарушение по недомыслию совершаются сразу же. Именно по недомыслию и от безграмотности, в злонамеренности я этих людей подозревать не могу. Стоило на минуту отвлечься, чтобы проследить как погашенные неиспользованные бюллетени убирают в сейф, двое молодцов из комиссии принялись вскрывать все без разбору переносные ящики. Благо, их остановили на втором из трех. Все сошлось, вбросов не было.

Сортировка (есть 45 минутное видео) и подсчет идут в целом по правилам. Правда при подсчете решено считать не по алфавиту, а по объему стопок. В любом случае главного кандидата пересчитываем трижды. Все устали и постоянно ошибаются. 

 В конечном итоге выясняется любопытная вещь. В урнах не хватает семи бюллетений. Значит, вынесли. Полицейский утверждает, что ничего такого не было, но факт налицо. Говорим председателю о необходимости составить акт об утрате, она, разумеется, не знает, как вообще это делать. По счастью пропажа находится довольно быстро. Оказалось, что бюллетени затерялись в бумагах комиссии на столе. Одна из выездных бригад в суматохе забыла их передать председателю. Все по новой, вскрываем сейф, распечатываем погашенные бюллетени, погашаем эти найденные, запечатываем.

Заполняем протокол, ждем копии, получаем их. Провожаем председателя в ТИК, где ее несомненно ждет взбучка. Жалко не решился взять ее телефон. Все-таки она молодец. Говорит: «Пусть увольняют, мне оно надо, в тюрьму за них? У меня дети!». И ведь верно, случись что, она окажется крайней. И моими же руками ее и посадят.

Сначала решаем дождаться звонка из ТИК, но потом не выдерживаем и уходим. Комиссия провожает нас завистливыми и грустными взглядами.. Обещаем вернуться на случай пересчета, хотя уже спустя десять минут, садясь в такси, я подумал: «4 часа утра, я 22 часа на ногах после бессонной ночи, пусть хоть сто раз пересчитывают и переписывают, не поеду». 

Все сошло благополучно. Протокол в ГАС Выборы заведен в полном соответствии с действительностью. Любопытно, что в результате на нашем участке 1084 у основного кандидата 53,91% при явке 61,3%, а на соседнем 1086, который располагался в той же школе этажом выше, уже 70,04% при явке 78%.

Громких обобщений не получается. Скажу одно, это было не зря, пусть и полезно только мне одному. Это как раз тот случай, когда благо каждого — это благо всех. 

zubarillin