В ловких и натруженных руках…

-         У нового председателя будет один заместитель?

-         Не знаю.

-         На руководство комитетами кого планируете поставить?

-         Не знаю.

-         А сколько будет комитетов?

-         Откуда мне знать! (Чувствую, что он уже заводится…) Разве я что-то решаю? Теперь один человек всё решает.

Через полчаса разговариваю с другим влиятельным депутатом из «партии власти». Задаю те же самые вопросы, в том числе о его собственной судьбе — прочат ли его в какое-то кресло?

Ответ показателен:

-         Я не знаю, буду ли я вообще в этой Думе голосовать!!!

Картина маслом…  Через два дня им выбирать новый состав Думы, а они ничего не знают. Всё решается без их ведома. Про оппозицию можно вообще не спрашивать: хорошо, если депутатам КПРФ и «СР» вообще дозволят заходить в «Белый дом» в недумские дни. Утрирую, конечно, но не очень сильно уклоняясь от истинного положения дел.

В самом деле, если всё теперь решает один человек — зачем нужна Дума? Пусть этот «один человек» проводит заседания персонально: выбирает президиум из самого себя, располагается поуютнее в пустом зале и играет в парламент, поочерёдно изображая то спикера, то секретаря, то голосующего, то счётную комиссию… И раз в пять лет переписывает состав депутатов от руки. А на дверях повесит табличку: Палата номер семьдесят один.

Симптомы впрямь клинические. Когда же доктор придёт?

Владимир ТИМАКОВ

Источник

Нас осталось немного — из уходящих областных депутатов Костя Новиков и Толя Кузнецов, плюс депутат второго-третьего созывов (1997-2004 гг.) Володя Леонов и в городской Думе — Герман Чуршуков.  Наверное, большинство россиян, замороченных журналистской «чернухой» и не поверит, что могут или могли быть такие депутаты в нашей, поражённой вирусом стяжательства, стране. О каждом из них можно сказать словами расторгуевской песни:

«Ничего не нажил, не скупил — только верой и правдой служил».

Ни у кого из них нет бизнеса, ни у кого не вырыта укромная «норка» для политической «зимовки». С депутатских восьмидесяти двух тысяч все уходят на зарплаты преподавателей, журналистов — в лучшем случае на десять-двадцать. У всех дети, семьи, в том числе многодетные семьи. Но никто не дрогнул, не пошёл на поклон к «коррупционеру-отличнику», не попросил включить в одну из ручных партий, не отказался от противостояния с чиновным ворьём, не сменил убеждений. Вот он — сухой остаток «Засечного рубежа», его твёрдое ядро, которое не поддалось адскому прессу продажного века!

«Засечный Рубеж» возник как движение православных романтиков, остро ощутивших в девяностые годы, что русскому народу угрожает гибель, физическое исчезновение. Мы пошли в политику как в бой, не задумываясь о собственных благах (да их тогда и не было у депутатского корпуса) — шли спасать Россию от катастрофы. А политика тогда впрямь напоминала бой, где вместо мягкого кресла можно было запросто схлопотать жёсткую пулю. В нас стреляли в Приднестровье весной 1992-го, стреляли у Дворца Советов осенью 1993-го, избивали дубинками у американского посольства весной 1999-го. 

«Засечный рубеж» стал одной из ведущих политических сил и даже законодателем политических мод в Тульской губернии к концу девяностых. Наш искренний голос вызвал массовое сочувствие и поддержку туляков. У нас стали учиться многие политики. Но они перенимали не внутреннее состояние, а только фразеологию. Очень скоро в тульской политике произошла девальвация слова. Все, кто баллотировался в депутаты, заговорили на языке, близком языку «Засечного Рубежа», но попав в Думу, эти мимикрирующие люди думали только о себе. Самый яркий пример политической имитации — «Глас Народа», но было и много других, удачных и неудачных попыток.

Один из младокоммунистов, тех самых, что превратили тульскую КПРФ в акционерное общество, сказал мне как-то в приступе откровенности: «Мы с Вами топчемся на одном электоральном поле, только за вас голосуют умные, а за нас — дураки». Что он хотел сказать этим? Не то ведь, что сторонником коммунистической идеи может быть только глупый человек. Нет, он подсознательно имел в виду, что умные люди — даже и убеждённые коммунисты — сознают декоративный, лживый характер младокоммунистических вожаков, и предпочитают голосовать за идейно более далёких, но более честных и по-человечески более близких «засечников».

Потом тот же самый деятель добавил: «За Вас голосуют те, у кого не хватает смелости воровать. Ума хватило бы, а смелости не хватает».  Про то, что воровству может препятствовать не дефицит  смелости, а наличие СОВЕСТИ — этот «коммунист» даже не обмолвился! Такой компонент в политике он исключал начисто…

«Засечный Рубеж» пошёл против течения времени, против его, выражаясь модным термином, мейнстрима. В то время, как политика всё больше становилась служанкой бизнеса, мы пытались открыть двери в Думу простым людям. В наших рядах и при нашей поддержке депутатами становились учителя, инженеры, водители, офицеры. Однако далеко не все из них выдержали испытание на прочность, соприкоснувшись с миром больших денег. Выражаясь языком химии, уязвимым местом «Засечного рубежа» оказался недостаток благородного человеческого материала, не поддающегося коррупционной коррозии. В городской Думе случалось даже так, что человек, ставший депутатом через «Засечный рубеж», пошёл на содержание к криминальному авторитету (занявшему видную чиновную должность).

Однако, надо сказать, что наш «скорбный труд» всё-таки не пропадал даром. Отпечаток совести лежит на большинстве политиков, прошедших через «Засечный Рубеж». Это касается и тех депутатов областной Думы, кто не выдержал давления и перешёл в «Единую Россию» или смирился с административным рейдерским захватом «Справедливой…» Из всех дрогнувших серьёзное моральное оправдание имел лишь Денис Бычков — потому что он таким образом спасал целый коллектив единомышленников, созданный в Новомосковске. Все остальные — Кузнецова, Сенин, Фомина, Залётин, Романова, и даже Сергей Мирко (которого все наши «непримиримые» больше других извиняли и которому больше всех сочувствовали) — в первую очередь решали таким путём личные проблемы. В этом честно признался один Залётин.  (Да у него и было больше, чем у других, оснований для ухода — ведь для его избрания звезда Героя сыграла большую роль, чем помощь «ЗР»). И всё же, уход наших товарищей к «медведям» и «эсерам», был не проявлением подлости, а всего лишь проявлением слабости. Привычной в политике подлости здесь и близко не оказалось — никто не стал никого обвинять, никому мстить, никто не стал интриговать. Все — «вышедшие на милость победителя» и «оставшиеся в горящей крепости» — сохранили человеческие отношения. Налицо резкий контраст с отношениями бывших членов «Гласа народа», которые ненавидят друг друга и ведут друг с другом ожесточённую психологическую войну. Не удивительно — «Засечный рубеж» всегда был спаян духовной близостью, а «Глас народа» изначально создавался как клуб любителей политической карьеры.

Сегодня оставшиеся «засечники» выглядят, как чудом уцелевшие динозавры. Политика полностью превращена в аукцион, а Дума деградировала до послушного штемпеля в «ловких и натруженных руках» губернатора. Депутаты здесь не могут добиться ничего, кроме удовлетворения личных аппетитов в обмен на лояльность хозяину. Что нам осталось делать в такой Думе?

Россию мы не спасли, да она, к счастью, и не думает умирать. То, что мы считали острым приступом болезни, оказалось затяжным хроническим процессом — а тут требуются иные методы лечения. Каждый из нас (и самостоятельно, и коллективно) намерен искать эти методы. Думается, что сам факт «затопления гордого «Варяга», отказавшегося сдаваться превосходящим силам воровского флота, тоже метод лечения. Народ, которого журналисты насильно пичкают политическим цинизмом, сможет убедиться, что даже в наше время есть люди, способные на бескорыстные поступки.

Наши недруги, фанатичные сторонники меркантильной политики (шире — меркантильной жизни), торжествуя, называют нас «политическими трупами». Однако в некоторые моменты «смерть» бывает более действенным шагом в будущее, чем продолжение «жизни». Есть такая смерть, которая пробуждает к жизни многих других, и такая жизнь, которая многих других лишает всякой надежды.

Впрочем, хватит патетики, ибо в Туле, как было сказано выше, слово давно девальвировано. Вернёмся к прощальному ужину «Засечного Рубежа».

Хотя внешне никто из моих товарищей не подавал вида, в собрании витала атмосфера утраты. Что я мог сказать друзьям в утешение? Разве что прочитать грубый экспромт о нравах новой генерации «слуг народа»:

Они пришли рубить бабло —

«Стахановцы откатов»,

И вместе с ними — западло

Быть в ранге депутатов.

А ещё добавить, что мы уходим ненадолго. Самое большее — на пятнадцать лет. Честные политики ещё будут востребованы русским народом.

Владимир ТИМАКОВ

Источник