НАШ СОБЕСЕДНИК — ДИРЕКТОР МУЗЕЯ-ЗАПОВЕДНИКА “ПОЛЕНОВО” НАТАЛЬЯ ГРАМОЛИНА
Выдающийся русский художник Василий Дмитриевич Поленов оставил после себя не только картины, признанные классикой русской пейзажной живописи. Он основал музей, который уже более столетия является центром притяжения для нескольких поколений россиян. Трехэтажный дом на высоком холме над Окой, построенный по проекту самого Поленова, изначально задумывался им не только как место обитания самого живописца, его семьи, друзей-художников и учеников (среди которых Шишкин и Васнецов, Репин и Левитан, Коровин и Головин), но и как первый в России общедоступный провинциальный музей. Сегодня этот дом, сохранившийся в первозданном виде, — центр Государственного историко-художественного и природного музея-заповедника, включающего также мастерскую художника, хозяйственные постройки, Троицкую церковь в селе Бехово, парк, сад, луга, леса, сельскохозяйственные угодья. Мы беседуем с Натальей Грамолиной, которая уже 14 лет возглавляет музей-заповедник.
— Наталья Николаевна, вы стали директором в 1990 году, после того как ваш муж Федор Дмитриевич Поленов, внук основателя музея, стал депутатом Верховного Совета РСФСР, где возглавил комиссию по культуре. А он сменил на этом посту своего отца Дмитрия Васильевича. Это, кажется, единственный случай, когда музей почти все время возглавляют члены одной семьи, передавая пост по наследству.
— Да, действительно, так получилось. Василий Дмитриевич Поленов умер в 1927 году. Кстати, похоронен он, согласно завещанию, здесь же, на высоком берегу Оки.
Его сын Дмитрий Васильевич возглавлял музей в самые трудные годы. В 1937-м его с женой арестовали как английских шпионов. Пока они отбывали срок, в Поленово жили их малолетний сын Федор и сестры Дмитрия Васильевича. А директорами за восемь лет перебывало восемь человек — люди случайные, стремившиеся не дать что-то музею, а взять себе.
Дмитрия Васильевича освободили в 1944 году — тогда отмечали столетие со дня рождения его отца. Кто-то, видимо, сообразил, что неувязка получается: страна отдает дань памяти великому художнику-передвижнику, а его сын — в лагере.
Когда Дмитрий Васильевич вернулся, он первым делом провел ревизию музейного фонда, и в результате выявилась пропажа восьми полотен. Был объявлен всесоюзный розыск. Картины нашлись аж во Владивостоке у одного из бывших директоров музея.
— Наверное, после этого Дмитрий Васильевич не хотел подвергать судьбу музея риску и думал о том, что после его ухода место директора должен занять человек, в котором он уверен безоговорочно?
— В 1960 году он написал письмо Хрущеву с просьбой демобилизовать сына, внука Поленова, из рядов Военно-морского флота, чтобы тот занял место на капитанском мостике другого корабля. Так морской офицер возглавил “Поленово”. Директором он был 30 лет. Потом работал в Верховном Совете. Это стоило ему двух инфарктов. Умер он в 2000 году.
— За время его директорства “Поленово” стало одним из ведущих российских музеев, авторитет которого велик и за рубежом…
— При Федоре Дмитриевиче были определены основные направления деятельности, продолжающие традиции, заложенные его дедом и отцом. Это работа с фондами и уникальными коллекциями, организация тематических выставок, реставрация экспонатов, интерьеров, усадебных зданий. Как и сто лет назад, двери музея широко открыты детям. Они участвуют в спектаклях “Театра новогодней елки”, в праздниках народного творчества, изучают историю искусств, занимаются в компьютерном классе… Отдельная и больная тема — сохранение и воссоздание в первоначальном виде исторического ландшафта.
— Почему это больная тема?
— Потому что есть реальная угроза: если сегодня будет упущено время, то завтра восстановить пейзаж, который был при Поленове, будет невозможно.
— А что изменилось в пейзаже с поленовских времен?
— Например, берег Оки в районе села Бехово, который раньше был пологим, переходил в кладбище, где, кстати, похоронен Василий Дмитриевич и многие члены семьи. А выше — церковь. Место красоты неописуемой, запечатленное на картине Поленова “Золотая осень”, которую можно видеть в музее.
После войны в этом знаковом месте почему-то устроили карьер, где добывали известняк. В 50-е годы под давлением общественности карьер закрыли. Но со временем склон стал ползти, образовался крутой обрыв. С него сходит земля, которую весенние воды уносят в реку — каждый год обрыв укорачивается на 3 — 4 метра. До кладбища уже осталось 8 метров.
К чести администрации Тульской области там осознали серьезность проблемы. Выделили деньги на ее исследование, привлекли специалистов, начали работы по консервации склона и его восстановлению. Но в прошлом году деньги кончились, и все встало. Это все равно что во время операции разрезать больного и идти курить…
А напротив того места, где мы восстанавливаем склон, на противоположном берегу Оки — еще один знаковый пейзаж и, конечно же, в самом его центре — карьер. На этот раз — песчаный и действующий. Это уже Калужская область. Между прочим, по документам еще советского времени этот карьер давно закрыт. Уже в нынешние времена мне его обещали закрыть — сначала губернатор Сударенков, а потом губернатор Артамонов. А карьер работает. Такая вот мистика…
Я не против добычи песка и гравия, но всему свое место. А это место единственное в стране как бы задуманное выдающимся художником от начала до конца и запечатленное им на полотнах, которые можно увидеть здесь же и в других музеях.
Для сравнения: в США под Бостоном есть домик, в котором жил Лонгфелло. Так вот. Местная полиция строжайшим образом следит за тем, чтобы пейзаж, который видел из окна Лонгфелло, не изменился ни на йоту — во всяком случае, штрафы за нарушения там огромные.
— Вы были рядом с Федором Дмитриевичем, когда он был директором, а после его ухода возглавили музей. Когда было труднее — раньше или сейчас?
— При советской власти трудностей хватало, но тогда были определенные правила игры — мы знали чего от кого можно ждать. В то же время в любой инстанции были нормальные, здравомыслящие люди, к которым можно было обратиться в минуту жизни трудную.
Очень нелегко было в последние 15 лет, особенно когда все вдруг в одночасье поменялось. Наконец, с великим трудом приспособились к новым условиям. А тут опять перемены. Скажем, раньше мы подчинялись Министерству культуры. Теперь появилось еще федеральное агентство, служба надзора за исполнением законности и охраны памятников — и все это в разных местах. В результате организаций стало больше, нужного человека найти невозможно. А затевалось все ради сокращения аппарата и упрощения пути прохождения документов…
Но и это переживем с Божьей помощью. Больше беспокоит другое…
— Что именно?
— Есть, к примеру, документ “Основной классификатор внутренней экономической деятельности”, где отражены все направления деятельности государства. Так вот, в последней его редакции культура, в частности музеи, относится к разделу “прочие социальные и коммунальные услуги”. И это в России, где культура испокон веков была понятием государствообразующим.
— “Услуги” — термин рыночный, а мы движемся в эту сторону. Может быть, стоит обратиться к опыту развитых стран?
— Что ж, давайте обратимся. Там, например, музеи находятся на государственной дотации. Плюс серьезная поддержка частного капитала, которому это выгодно и с точки зрения имиджа, и по экономическим соображениям — для тех, кто помогает культуре, предусмотрены весьма ощутимые налоговые льготы. У нас этот механизм не работает. А чтобы он заработал, нужна воля государства.
Нам говорят: зарабатывайте деньги, развивайте рекламу, боритесь за клиента. Сами слова “клиент”, “услуги” направляют мою мысль куда-то в бордель или в лучшем случае в парикмахерскую. Конечно, можно пойти этим путем: ориентироваться только на богатых, устраивать для них элитные мероприятия, приглашать знаменитостей, открыть дорогой ресторан, задрать цены на билеты, торговать всем распивочно и на вынос. Но это будет плевок на могилу Василия Дмитриевича, который создал музей для народа. И этого не будет никогда.
— Тем не менее деньги вы стремитесь зарабатывать. С рекламой у вас все в порядке: буклеты, книги, сайт в Интернете. Налажена торговля сувенирами. На въезде в усадьбу недавно построен современный музейный центр с выставочным и лекционным залами, уютным кафе, и даже роскошный, блистающий кафелем и никелем туалет, о котором местные жители слагают легенды…
— Во-первых, все это — элементы нормальной современной музейной инфраструктуры. Мы же должны заботиться о том, чтобы люди, приезжающие к нам, — подчеркиваю: обычные люди — по возможности не испытывали неудобств. Во-вторых, строилось это долго и с немалыми трудностями. Замечу в скобках: если бы мы собирались открыть не кафе, а ресторан со стриптизом, трудностей бы не возникло. И в-третьих, окупится все это не очень скоро — так что наши “заработки” преувеличивать не стоит.
— Кстати, о тех, кто приезжает в “Поленово”. Отличается ли нынешний посетитель от прежнего?
— В советские времена половина посетителей приезжали по профсоюзным путевкам. Часто было видно, как люди ждут не дождутся, когда кончится экскурсия, чтобы заняться делом, ради которого приехали, — расположиться на полянке и начать, наконец, выпивать-закусывать. Иногда даже просили отметить путевку группы, которая в музей и не заходила — ведь деньги выделялись на “культурное мероприятие”, а не на пьянку на природе. Теперь профсоюз денег не дает, а посещаемость по сравнению с прежними временами выросла в три раза — в год это 150 тысяч человек.
— Как вы это объясняете?
— Чем больше в городе суеты и шума, тем более востребованы места, подобные нашему заповеднику, — здесь люди отдыхают душой, дышат свежим воздухом. Приезжают группами, семьями. Например, часто можно видеть здесь одну семью: дедушку с бабушкой, маму с папой и двоих малышей. Дети уже знают наших лошадок по именам, всю неделю собирают для них сухари. Они приезжают на машине, нередко здесь ночуют. Для них поездка в “Поленово” стала необходимостью. И таких людей становится все больше.
Неверов Александр.