Патриотизм, рожденный не из благополучной сытой и богатой жизни
Глубоко заблуждается тот, кто, говоря о герое лесковского сказа, пытается писать слово «левша» с прописной буквы – это не имя и даже не кличка, это обозначение ничтожества пред власть имущими и богатыми с их точки зрения, ничтожества, недостойного ни имени (как личность), ни отчества (как дань уважения к его предкам, таким же ничтожествам). Потому и выбран был для обозначения этого работяги его наиболее заметный физический недостаток. Да и в целом облик левши для господ омерзительно-неприглядный: «…косой левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья при ученье выдраны…» Косоглазие в дореволюционной России считалось приметой изгойства, отверженности от Бога.
Цари в сказе не являются конкретными личностями, но представляют собой очищенные от нюансов олицетворения типов власти, присущих России, – низкопоклонства перед Европейским миром (Александр I) и так называемого патриотического начала (Николай I). Это противоречивое состояние отечественной власти сложилось еще во времена Русской смуты начала XVII в. и развивается по сей день в полном соответствии с биологическими законами, а именно с законом Адельберта фон Шамиссо о чередовании поколений.
Закон Шамиссо прямо указывает на то, что оба типа власти имеют один родовой корень и, следовательно, мало чем отличаются друг от друга по внутренней сути. От левши-народа им надо только одно – исполнения их желаний и покорности. А разница их лишь в том, что западники презирают народ изначально, полагая его ущербным и ни к чему не пригодным, а патриоты не прочь поощрить доверчивых радетелей за Отечество и попользовать их в полной мере к своей выгоде.
Талант левши и его сотоварищей мало значим в сказе, хотя именно на него постоянно упирает литературная критика. Ну, сделали без мелкоскопа малюсенькие подковки и сосем малюсенькие гвоздики. Ну, подковали и испортили механическую блоху. Дальше что? Кому нужен талант, пущенный волей власти на бессмыслицу? Фактически не состоявшийся?
Истинно грандиозным и значимым для нас в левше и его товарищах является патриотизм работников, рожденный не из благополучной сытой и богатой жизни, не из призывов, агиток и поучений и тем более не из «материальных стимулов», а из естественной природной потребности народа любить и защищать свою родину, быть готовым, как Христос, положить живот за други своя. Именно на этом паразитирует в сказе власть, с одной стороны, присваивая себе деяния и достижения народа, а с другой – отказывая ему в благодарности и праве жить достойно: народу положено быть патриотом и государственником, куда он от власти денется, он без нее не выживет, а потому все от нее вытерпит и еще восхвалять за малейшую подачку станет. Недаром наиболее прозорливые ученые-историки постоянно повторяют, что со времен церковного раскола середины XVII в. народ в России живет сам по себе, а власть пыжится сама по себе, а единство их – сладенькая выдумка интеллигентской обслуги властителей.
Парадоксально, но доброе слово о левше было сказано только англичанами: «У него хоть и шуба овечкина, да душа человечкина». И здесь приходится признать, что многолетнее смакование литературной критикой противопоставления в сказе русских и англичан – заблуждение. Его не существует, потому что англичан как таковых там нет. Лескову нужен был образ народа-идеала, некоей «народной Утопии», чтобы на контрасте с ней ярче показать трагедию российского народа. Такой Утопией он назначил Англию, к реальной жизни никакого отношения не имеющую.
Впрочем, сказ можно назвать добрым словом Лескова об английском народе, поскольку если исходить из романов того же Чарльза Диккенса, к нему национальная власть относилась еще гаже и подлее, чем императорская власть к российскому народу. Зато Николай Семенович возвеличил английский народ, представив его талантливым, добросердечным и достойным всяческого уважения.
Парадоксально, но забитый неграмотный левша больше ратует за национальные и государственные интересы России, чем императоры и их вельможи! В то время как левша-народ беспокоится о своей стране, о судьбах братьев и детей своих, у императорских вельмож свои заботы – о собственном спокойствии и благополучии, ради которых они предают Отечество на растерзание врагу и множество маленьких великих людей на раннюю смерть. Ведь именно последние, искренне защищая Родину, неизбежно защитили сытое процветание и богатства «чертовых кукол», как позднее определил Николай Семенович все тех же вельмож. Не зря приобрела второй смысл знаменитая фраза поэта Сэмюэля Джонсона (1709–1784): «Патриотизм – последнее прибежище негодяя».[293]
Левша фактически был убит российской аристократией и бюрократией. Одни отправили безграмотного мужика в Англию для похвальбы, но не удосужились снабдить «тугаментом» – зачем какому-то левше документы? – а другие даже разбираться не стали, отчего у мужика с драными волосьями документа нет, сразу отволокли его в квартал, где «ненароком» или «на всякий случай» «уронили затылком о паратет», по причине чего левша стал не жилец – «у него затылок о паратет раскололся». Дальше больше: не то что лечить, последнее слово его, столь важное для будущего России, никто слушать не пожелал! Вот ответ и на убийство Александра II, и на причины русской революции, и на будущее постсоветской России… Все это результаты паразитизма власть имущих на народном патриотизме, который не бесконечен и в конце концов вынужден искать выход в поиске более разумных властителей.
Полная версия: Виктор Еремин, «100 великих литературных героев»