Русский язык подвергся агрессии

Нужен специальный закон для охраны речи

Практически во всех сферах появились иностранные заимствования

Карикатура Алексея Меринова

Как обстоят дела с сохранением и развитием русского языка в современном российском обществе? По нашему глубокому убеждению — катастрофически плохо. Причем причины этой катастрофы, ее генезис носит, скорее всего, не языковедческий характер, а политический, идеологический.

Бурное, зачастую неосознанное и хаотическое развитие демократии в начале 90-х в общественной жизни России, помимо действительно позитивных перемен, привело и к весьма плачевным результатам. Воистину взрывное лавинообразное нашествие иностранных слов на русскую речь стало восприниматься, во-первых, как пришествие полной свободы в общественной жизни, как крушение всех и всяческих «занавесов», во-вторых, как признак «личной духовной раскрепощенности», в-третьих, как идеологическое предпочтение западным нормам жизни, в том числе и языковым. Все вместе это привело к пренебрежению русской языковой культурой, к массовому засорению языка, к его отрыву от речи простого народа.

Сегодня практически во всех сферах жизни появляются иноязычные заимствования, которые никак не оправданы объективными законами языкотворчества! Примеров тому — тьма. Исконное русское слово «дом» сплошь и рядом заменяется словом «хаус». И вот в изобилии появляются «кофе-хаус», «виски-хаус» и даже «котлеты-хаус». В сфере спорта на иностранные термины заменяются те русские слова, которые полностью им адекватны и исторически давно в нем присутствуют: овертайм — добавочное время; плей-офф — выход в финал и т.д. В сфере культуры появляются кастинг, прайм-тайм, промоутер, постер, мультиплекс и множество других слов, заменяющих русские слова, являющиеся синонимами вышеназванных.

Все чаще в названиях статей, в рекламах, в публичных выступлениях встречаются слова без перевода. Причем иностранные слова употребляют в русской речи не в их подлинном значении: так, слово «бутик» во французском языке означает «маленький магазин, лавка», в русском ему приписывают значение эксклюзивного, дорогого магазина.

Все это нельзя назвать иначе, как агрессией в отношении духовной основы нации — ее языка. Многочисленная подмена русских слов иноязычными есть политическая акция, направленная на подавление российской ментальности — патриотизма, гордости за свою культуру, принижение «русскости», попытка силой «втащить» Россию в чуждую ей среду.

Можно возразить, что русский язык исторически всегда доказывал свою удивительную способность к самоочищению, справится он и с нынешней агрессией. Да, это действительно так. Но, на наш взгляд, здесь надо учитывать ряд взаимосвязанных обстоятельств.

Во-первых, существует, если так можно сказать, «точка невозврата». Под мощным прессом могут надолго, если не навсегда, исчезнуть многие исконные русские слова, язык в значительной степени потеряет свою значимость как фундамент национальной культуры. И мы можем потерять целое поколение молодых людей как носителей грамотной русской речи. Во-вторых, самоочищению языка надо помогать. В чем может проявляться подобная помощь?

Прежде всего, в создании здоровой атмосферы в обществе. Общественные силы во всех своих формах и проявлениях должны бороться за чистоту русского языка. Острые, принципиальные, постоянные выступления наиболее уважаемых людей различных профессий, интеллигенции, ученых, политиков, борьба различных общественных объединений, фондов — «В защиту русского языка», «Любителей русского языка» и нечто подобное.

Особую роль играет и принципиальная, общественно выраженная позиция власти и соответствующие данной позиции нормативные документы. Ни первого, ни второго у нас практически нет. И начать надо с принятия специального Федерального закона о русском языке. Известно, что подобные законы о защите национального государственного языка приняты в ряде стран.

Можно возразить — в июле 2005 г. вступил в силу Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации». В нем есть и специальная статья 5 «Защита и поддержка государственного языка РФ». Но где же конкретные меры по его защите и поддержке, где запреты на различные формы его уничижения, его порчи, где нормативные положения о том, какие наказания за это следует и кто будет их накладывать? Всего этого в законе нет.

Стоит в связи с этим процитировать ряд прекрасных, по нашему мнению, положений французского закона о государственном языке — вне всякого сомнения, очень полезных и для нашего законотворчества в этой области. Он был принят в августе 1994 года. Согласно его положениям, «неиспользование французского языка в условиях, предусмотренных законом (когда есть французский аналог иностранному слову. — В.С.) в системе государственной службы, государственных учреждений» влечет за собой различного рода административные наказания, вплоть до увольнения ответственных лиц. В частных, в коммерческих структурах подобное нарушение карается огромными штрафами.

«Неиспользование французского языка для любой надписи или объявления, вывешенного или сделанного на улице или дороге, в любом месте, открытом для публики, либо в общественном транспорте и предназначенного для информации публики», наказывается таким же образом. Если же какая-либо коммерческая фирма вообще хочет называться «по-иноязычному», то она должна платить специальные, весьма высокие налоги за это.

«В случае обнаружения товаров или продуктов, не соответствующих настоящему закону (информация дана не на французском языке. — В.С.), отбирают образцы этих товаров или продуктов, характеризующие отдельную партию, либо эти товары или продукты в целом». Российские комментаторы данного закона справедливо пишут, что, действуй он у нас, пришлось бы изымать львиную долю импортных товаров и снять добрую половину уличной рекламы.

Французские власти уделяют этой проблеме постоянное внимание. Совсем недавно, например, министерство финансов Франции объявило, что в официальных документах запрещается использование некоторых англоязычных терминов. В «черный список» попали, в частности, такие весьма распространенные в обиходе слова, как «файл», «e-mail» и др. В официальных бумагах теперь требуется писать «courierelectronique» (электронная почта). В результате сегодня во Франции везде и всюду можно увидеть то, что сами французы называют «торжеством французской речи» — почти полное отсутствие неправомерного употребления иноязычия.

Что же должно быть в новом законе РФ о русском языке? Прежде всего, более строгие нормативные требования запрета употребления во всех сферах публичной общественной жизни — законодательство, СМИ, реклама, торговля, услуги и т.д. — иноязычных слов, если есть их аналоги в русском языке.

Кроме того, в законе о русском языке необходимо положение о грамотном его употреблении. Сегодня сплошь и рядом можно встретить грубые орфографические, лексические и другие языковые ошибки. Совершенно неправомерно, что в большинстве массовых изданий ликвидирована должность корректора. Никто не несет ответственности за безграмотность русского публичного письма! Точно так же, как и за речь устную. Вне всякого сомнения, законодательно должно быть запрещено публичное употребление ненормативной лексики везде — на улице, в книгах, в театре…

И, конечно, в подобном законе должны быть определены четкие и строгие меры наказания конкретных организаций, ответственных работников за невыполнение его нормативных требований, чтобы не было нашей классической российской «игры»: законы принимаются и не исполняются.

Хочется закончить эти заметки прекрасными словами о своем родном языке, сказанными в законе Франции: «Являющийся государственным языком Республики в соответствии с Конституцией, французский язык представляет собой основной элемент исторического лица и наследия Франции. Он служит языком образования, работы, обменов и услуг в государстве. Он является основной связью между государствами, составляющими Сообщество франкоязычных народов». Конечно, было бы более патриотично цитировать закон РФ о защите и развитии русского языка.

Нет сомнения, что вернуть России славу одной из ведущих держав мира без подобного закона, как и вообще без активного внимания и властей, и всего общества к русскому языку — невозможно.

Владимир Соколов, «Московский комсомолец»