Дом дожития

«В моем положении помощь только во вред. Она расслабляет…»

По соцсетям ходит такая история. Умер в доме престарелых постоялец. Ну, умер и умер, обычный брошенный всеми дед. Но медсёстры в его скудных пожитках нашли талантливо написанное стихотворение.

В нём есть такие строки:

Сестра! Взгляни в мои глаза!
Сумей увидеть то, что за
этой немощью и болью,
За жизнью прожитой, большой,

За пиджаком, побитым молью,
За кожей дряблой, за душой.
За гранью нынешнего дня
попробуй разглядеть МЕНЯ…

Окраина райцентра, пустынная дорога, лес. Александр Алексеевич Перов, опираясь на костыль, терпеливо ждал меня у ворот Дубенского дома-интерната для престарелых и инвалидов. Сколько он так простоял — неизвестно, но, наверное, долго. Здесь другое течение времени: оно не летит, как на воле, а тяжело тянется.

Неожиданно крепкое рукопожатие — стереотипно представлялось, что человек с инвалидностью вследствие инсульта должен быть немощным и дряблым.

— Пойдемте, в беседке на территории посидим,— предложил он. «Пойдемте» обернулось довольно длительной операцией: сначала впереди ставился костыль, а к нему еще работающие в теле мышцы поэтапно подтягивали тело. Я хотел помочь перешагнуть через бордюр, но Александр Алексеевич отвел мою руку:

— В моем положении помощь только во вред. Она расслабляет, а мне этого нельзя…

Он прожил здесь из своего 61 года 12 последних лет. И каждый его день — без выходных и праздников — это восемь часов изматывающих, через не могу, упражнений и ходьбы.

Вся жизнь в таких учреждениях «дожития» для их постояльцев складывается из подъема, завтрака, ожидания обеда, потом — ожидания ужина и отбоя. Приём пищи — единственное событие в долгие часы сплошного досуга, который сводит с ума, если не умеешь или не в силах себя чем-то занять. Конечно, есть в интернате какие-то «мероприятия», но понятно, что большая часть времени — это борьба немощного человека со свалившимся на него одиночеством.

Александр Алексеевич говорит, что ему повезло — есть чем время занять:

— Надо двигаться, иначе сляжешь. С утра и до обеда — упражнения для всех мышц. У меня в комнате есть гантели и велотренажёр, на свою пенсию купил, хотя в интернате зал есть. Потом — ходьба не меньше трёх часов…

Его ежедневный маршрут — пять деревьев вдоль забора — туда, пять деревьев — обратно. И цикл повторяется. В любую погоду, при любом самочувствии и настроении. Останавливаться нельзя, это не вопрос физической формы — это вопрос физического выживания. Тело почувствует, что воля дала слабину, и бросит сопротивляться немощи.

— А сколько вас в комнате живёт?

— Я один. Заслужил. Не пью, не курю. Да и соседям помешаю, в шесть утра начинаю гантелями греметь.

Я ведь сначала вообще не вставал, лежачим был. Пришлось самому себя вылечить и на ноги поднять. Инсульт меня грохнул в 2007-м. Дома упал и лежал три дня, пока не нашли случайно. После больницы сюда умирать отправили.

— А жена, дети?

— Бывшая жена в больнице навещала. А здесь редко кто у меня бывает. В Туле две взрослые дочери и две внучки живут.

— Приезжают?

— Ну… Так… Иногда. Никому ты тут особо не нужен, мешок с костями и с костылем.

— А чем занимались до болезни?

— Окончил механический факультет нашего политеха, специальность по боеприпасам. Но работал на заводе РТИ в Туле — мастером, начальником участка, замначальника цеха, в госприёмке. Затем СССР умер, и пришлось много чем заниматься. Выживали как могли. В бизнесе менеджером был, поставляли лес на деревообрабатывающие комбинаты.

— Ну, тут-то лес кругом…

— Это — да, и территория у нас ухоженная, цветов много, лавочки, беседки — с этим всё хорошо.

— А с чем плохо?

— Я тут вот листок приготовил, записал проблемы…

— Да вы так скажите, своими словами.

— Я не только от себя, я от многих, кто тут живет, скажу. Во-первых, планы по единой денежной выплате инвалидам (ЕДВ). Нам сейчас предлагают подписать уведомление о том, что будут удерживать 75 процентов на проживание, питание и услуги с ЕДВ. До сих пор мы отдавали 75 процентов только со страховой пенсии.

У меня, например, сейчас эта ЕДВ (3 700 рублей) целиком уходит на аптеку, на всё хватает. Станут удерживать — останусь без нужных мне лекарств. А мне только на таблетки от давления тысяча в месяц нужна. При этом ссылаются на постановление Правительства РФ от 2014 года, по которому ЕДВ включается в общий доход. Тогда хотели это ввести, но поднялся шум, в некоторых регионах вмешалась прокуратура, и решение притормозили. А сейчас вот опять… Большинство здесь живущих категорически против. Хотя и равнодушных много: всё равно, мол, помирать скоро.

Еще вот акты мы должны подписывать о предоставленных нам услугах, а из того, что там перечислено, мы многим вообще не пользуемся.

Или вот колясочники у нас на третьем этаже теперь живут, а лифт после 6 вечера отключают, и они не могут вниз на улицу спуститься. Вот и сидят взаперти, когда светло еще.

И еще тут организовали комнату свиданий вместо прохода посетителей, как раньше — можно было предъявить документ, выписать пропуск и пройти, посмотреть, как человек живет, посидеть с ним. Теперь встречи только в комнате свиданий, как в колонии. Из-за этого к нам и волонтёры перестали приезжать.

Кормят здесь хорошо, качественно, все довольны. Но я хотел бы отказаться от завтрака, мне каши даром не нужны, чтобы мне эти деньги на лицевой счет переводили. Говорят — нельзя. С другой стороны, здесь и потратить некуда: раньше буфет приезжал, а теперь не ездит. Но всё равно несколько сотен лишними не будут…

— Вот прочитает ваше руководство этот материал и, надеемся, ответит что-то на ваши пожелания…

При слове «буфет» я вспомнил, что приехал не с пустыми руками. Знакомая, медик, узнав, что я еду в интернат для престарелых и инвалидов, сказала: «Отвези гостинец — конфеты „Коровка“. Не знаю почему, но они их любят и покупают, кто может. Наверное, калории нагоняют».

С калориями в Дубенском интернате, по словам постояльца, всё нормально, но пакет «Коровки» я купил. Они тягучие, как время здесь. Шоколадную быстро съешь, а с «Коровкой» повозиться придётся. А что еще нужно, когда спешить совсем некуда…

Константин Леонов, «Молодой коммунар»