Новое двуличие

Задача ставится так: ликвидировать не саму проблему, а того человека, который о ней говорит

Генерал-майор ФСБ о прежних и нынешних методах работы silovik’ов

Александр Михайлов

Этот комментарий Александр Михайлов, генерал-майор ФСБ (в отставке), дал в связи с делом  «Нового величия», по которому арестованы 10 человек, среди них две девочки 18 и 19 лет. Их обвиняют в «пропаганде идей вооруженного мятежа».

Но его слова, и это мы знаем не понаслышке, актуальны не только в связи с преследованием тех, кого siloviki записали в «неформальное политическое объединение».

— У нас в России был хороший опыт работы с организациями, так или иначе представляющими формальную или фактическую угрозу для государства или государственности. В 70-х или 80-х годах, если бы кто-то из оперативных сотрудников сказал, что у нас есть экстремисты, то, во-первых, ему бы не поверили, а во-вторых, сказали бы: научитесь работать.

Вообще в Советском Союзе эта тема была очень важной. У нас не было понятия «экстремизм». Если бы он существовал, жестко бы разобрались с теми, кто довел до появления экстремизма в России. Сначала отвечали бы специальные службы, за ними — партийные, комсомольские организации, государственные органы. Комитет госбезопасности обязан был предупредить появление экстремистских групп и, самое главное, — вовремя уведомив партийные и комсомольские органы, использовать весь арсенал гражданского принуждения. Ну, в хорошем смысле слова. Не доводить человека до суда.

— Сейчас как-то сложно без улыбки слушать: комсомольские собрания приходят на ум.

— А вы напрасно улыбаетесь! Дело в том, что в Советском Союзе было много инструментов принуждения лиц, которые стоят на антиобщественных позициях… Если резюмировать, все это называется одним простым словом — «профилактика». Когда Юрий Владимирович Андропов был председателем КГБ, он говорил: «Никогда не доводите человека до скамьи подсудимых». Мы не приобретаем ничего, мы теряем свою репутацию, вырываем человека из общества. Вместо того чтобы попытаться его удержать в этом обществе. Не довести человека до скамьи подсудимых — такой была основная задача правоохранительных органов.

— Можно ли сказать, что такой подход сохраняется и сейчас?

— Я затрудняюсь ответить. Хотя практические инструменты в руках правоохранительных органов есть. Но меня сегодня тревожит достаточно распространенный факт: за пост в интернете человек может быть привлечен к уголовной ответственности. Интернет — это открытое поле. Не существует какого-то «внутреннего редактора» — человек выплескивает свои эмоции в Фейсбуке, ВКонтакте и других соцсетях, но при этом его могут привлечь к уголовной ответственности, сразу подобрав статью. Это в корне неверно! Когда мы выполняли свою работу, то прежде всего пытались понять, что привело человека к таким мыслям.

— С каких пор так [siloviki через интеренет объявили о создании «Нового величия», а на тех, кто откликнулся, завели уголовное дело] начало происходить?

— С тех пор как стали разрушать специальные службы. С тех пор как стали менять функциональность. В последнее время я вижу, что достаточно жестко, может быть, даже местами жестоко, неоправданно, применяют санкции там, где их не должно быть. Вспомните историю с «Пусси Райот». Три девчонки вошли в храм, что-то спели. Ну дали бы им нагоняй, и все бы закончилось! Зачем было выводить эту ситуацию в область права? Нужно всегда, принимая решение, продумывать элементы репутационных потерь. Если наши действия являются такими уж раздражающими, неоправданно жесткими, нам лучше от них воздержаться. Мы лучше на что-то закроем глаза, какими-то другими путями пойдем. Поможем человеку выехать за границу, условно говоря.

— Вы рассказываете о том, как было раньше?

— Да, так было. Но все эти инструменты сохранились. Насколько активно они применяются, я не знаю. Я не слышал ни в одном докладе на коллегии ФСБ или МВД, чтобы там называлось количество лиц, которым объявлено официальное предостережение…

Основная задача спецслужб — бороться с причинами экстремистских настроений и создания очагов социального возбуждения. Самыми разными действиями. Я вам даже больше скажу. Когда Александр Христофорыч Бенкендорф… Помните такого персонажа?

— Ха! Из истории с Пушкиным — да…

— Да, вы с Пушкиным-то его не связывайте, это был великий политический деятель. Пушкин для него был — так… Так вот, когда Александр Христофорыч Бенкендорф создавал Третье отделение Канцелярии Его Императорского Величества, он ставил задачи перед своими государственными чиновниками. И сказал: ваша задача состоит в том, чтобы выявлять причины раздражения общества и бороться с этими причинами, защищая — заметьте! специально подчеркиваю! — защищая простого человека от произвола власть предержащих.

— Вот как он думал!

— Он думал очень просто. Чтобы защитить простого человека от произвола, нужно вмешаться в конфликт, и если простой человек прав, то добиться того, чтобы его права соблюдались. Основная задача любой специальной службы состоит не в том, чтобы по башке кому-то дать, а в том, чтобы по мере возникновения проблем пытаться решать проблемы, убирая те самые причины, которые являются элементом недовольства.

— Как сейчас делается?

— Мне кажется, что как раз без учета этих явлений и проблем. И очень часто применяются меры в отношении лиц по так называемой палочной системе. Задача ставится так: ликвидировать не саму проблему, а того человека, который о ней говорит.

— Если следователь умозрительно пытался определить угрозу некоей группы людей для общества, а люди оказались невиновны, тогда следователь становится обвиняемым?

— С точки зрения закона, должен быть виноват тот человек, который этой темой занимался. Но у нас, к сожалению, никто не отвечает за базар, понимаете. У нас очень часто бывает, что человек отсидит пять лет — а потом окажется, что он преступления не совершал: реального преступника нашли. А за то, что этот человек отсидел, никто не будет наказан: ни судья, ни следователь, ни опер, которые фальсифицировали уголовное дело для того, чтобы закрыть сам факт преступления и найти виновного! Но в данном случае речь идет о достаточно сложном понятии, об экстремизме — о том, чего нельзя потрогать, понюхать, подержать в руках. Преступник ничего не украл, никого не убил, не ограбил. Он выражал взгляды, которые носят антигосударственный характер. И вот это очень сложная история, которая требует внимательного рассмотрения. Мы не должны привлекать попусту тех, кто не переступил грань закона, когда, по мнению каких-то людей в погонах, они подлежат наказанию — да еще и суд такое решение поддерживает, не дай бог. А то получаем такие случаи, как с фермером, который купил для своего теленка GPS-трекер.

— Это ведь было одно дело из череды подобных.

— Да-да-да. Вот, понимаете, в этих вещах надо тщательно разбираться.

— …И тогда разобрались не раньше, чем об этом фермере рассказали на прямой линии Путину.

— Для того чтобы принимать меры, нужно разобраться в самом составе преступления. Оно имеет объективную сторону: человек купил шпионское оборудование, запрещенное законом. Но есть и субъективная сторона: он купил это оборудование не для того, чтобы использовать его в антигосударственных целях, против других людей или для сбора данных. Он купил это оборудование для своего теленка! Кто-то купил какую-то ручку, не зная о том, что она относится к категории специальных средств, которые запрещены законом. Потом еще один момент, который я хотел бы вам напомнить. Сейчас очень много говорят о том, что молодежь участвует в митингах. Молодежь часто приходит без всякого приглашения: увидели каски, увидели автобусы с ОМОНом — надо посмотреть, что там происходит.

— Молодежи это свойственно.

— Я вам даже скажу, что это исторически так складывалось. Молодежь всегда была в первых рядах — как в позитивных, так и в негативных проявлениях. Да я сам был хулиганом школьным, вечно был в центре скандала! Потому что мне было интересно, что там происходит…

— И как же вы изменили ситуацию для себя?

— Да никак! Меня выгнали из школы, потом я поступил в техникум, потом отслужил армию, потом поступил на журфак, меня приняли в органы госбезопасности.

— Необычный переход.

— Почему? Комитет госбезопасности в те годы брал в свои ряды не тех, кто хочет, а тех, кто нужен. У нас еще есть Академия ФСБ, которая выпускает большое количество людей. Но я считаю, это контрпродуктивно. Я считаю, что надо брать людей с базовым гражданским образованием и с жизненным опытом. Категорически не надо брать тех, кто пытается спрятаться от армии, а потом наденет погоны и ходит гордый как пеликан. Человек должен сначала набраться опыта и получить образование! А потом уже — специальное образование.

— По каким соображениям мальчики после школы идут в Академию ФСБ?

— Для кого-то это романтика, кто-то хочет самоутвердиться, у кого-то имеются корыстные интересы. Конечно, есть и такие, кто рвется обладать какой-то властью над людьми. Хотя там власти никакой нет.

— Какое образование сейчас у молодых следователей?

— Ну какое, юридическое!

— Как они подготовлены к работе с таким эфемерным понятием, как экстремизм?

— Вот именно поэтому я вам и сказал: человек, который приходит на службу в правоохранительную систему, должен обладать жизненным опытом. Чтобы уметь разбираться в тонкостях человеческой души. Почитайте «Преступление и наказание» Достоевского, и вы поймете, как пристав Порфирий Петрович пытался разобраться в причинах преступления. Но у нас таких Порфирий Петровичей после учебных заведений практически нет! У нас есть люди, которые прошли курс обучения. Но для того, чтобы понять мотивацию, каким-то образом добиться истины, у следователя или оперативного работника должен быть определенный жизненный опыт. Невозможно человеку, который вчера на тройку сдал экзамены по юриспруденции, по административному праву, по уголовному кодексу, вдруг сесть в кресло и начать распоряжаться чьими-то судьбами! Он еще не понимает, что такое человеческая жизнь. С годами он к этому придет. Но пока, будучи молодым и амбициозным, он будет ощущать превосходство над человеком, который находится в условиях несвободы.

— Вот это очень большая ловушка!

— Конечно. А почему мы с вами сегодня бываем свидетелями, когда одного следователя посадили за взятку, другого?.. Когда мы с вами говорим о расследовании дел, связанных с экстремизмом, — это самая сложная ювелирная работа, которой, к сожалению, сегодня нет.

— Но вы знаете таких людей, которые работали именно так, ювелирно?

— У меня много таких знакомых. Все следователи Комитета Госбезопасности — вот там была серьезная школа. Для следователя было большим позором, если эпизод, который он инкриминировал человеку в качестве преступления, в суде разваливается. Если ты обвиняешь подсудимого, у тебя должны быть неубиенные доказательства. Я знаю много людей, которые именно так — тщательно, целенаправленно — вели следствие. И в обвинительном заключении оставляли только те эпизоды, которые доказаны на сто процентов. Более того, я знаю людей, которые прекращали уголовное дело!…

Человек, который идет работать в органы безопасности, правоохранительную систему, — это человек, который должен устанавливать что? — ис-ти-ну. А не назначать виновных!

Полная версия: Ольга Тимофеева-Глазунова, «Эксперт»