Cлавянский Руссо

Что думали о Льве Толстом его современники

Профессор КФУ [Казанского (Приволжского) федерального университета], филолог Лия Бушканец много лет изучает тему восприятия Льва Толстого и его творчества. В своей книге «Рецепция личности и творчества Толстого»

Сжечь 200 тысяч рублей

«Не так давно в КФУ прошла конференция «Молодой Толстой», — говорит Лия Бушканец. — Мы пришли к выводу, что молодость Толстого не закончилась никогда. В 82 года он ушёл умирать из Ясной Поляны молодым человеком. Сохранившим до конца жизни стремление самостоятельно принимать решения, понимание, что не соборность, не коллектив — только сам человек несёт ответственность за свои решения. Молодости свойственно представление, что я один, я сам могу перевернуть, исправить мир. Это у Толстого осталось до конца жизни».

Бегство или уход из Ясной Поляны в ночь с 27 на 28 октября 2010 года описал Иван Бунин в книге «Освобождение Толстого». Он приводит отрывки из прощального письма жене: «Как индусы под 60 лет уходят в лес, как всякому религиозному человеку хочется последние годы жизни посвятить Богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису, так и мне, вступая в свой 70-й год, всеми силами души хочется этого спокойствия, уединения и хоть неполного согласия, но не кричащего разногласия со своими верованиями, своей совестью…». То же писал и в ночь бегства: «Я делаю то, что обыкновенно делают старики моего возраста. Уходят из мирской жизни, чтобы жить в уединении и в тиши последние дни своей жизни…».

О мудрости нежелания Толстого давать конкретные советы писал и журналист, писатель Алексей Суворин. Во время одного из его визитов в Ясную Поляну Толстой рассказал ему о том, что к нему специально приезжала девушка, дочь богатого купца, получившая наследство и готовая часть его, 200 тысяч, отдать на такое дело, на которое укажет Толстой. «Стал Л. Н. думать с ней и рассуждать, и в конце концов посоветовал ей сжечь эти 200 000, ибо другого, лучшего употребления этих денег он при всём своём желании указать ей не мог».

Исцеляющие визиты

Подавляющее большинство молодых людей приезжало не просто посмотреть на Толстого, но задать ему главный вопрос: в чём счастье?

Об этих посещениях ходили рассказы, словно об исцеляющих визитах к святому. «Смоленский вестник» передаёт впечатления различных лиц, которым приходилось встречаться с Толстым. Пришли к нему однажды два молодых человека, которым хотелось поучиться у великого учителя жизни. Одного из посетителей Толстой спросил: не пьёт ли он вина? На откровенное признание Л.Н. сказал: «Мне всегда кажется, когда я вижу пьющего человека, что он играет острым оружием, которым может всякую минуту обрезаться… Пьяный человек делает много того, чего бы он никогда не сделал трезвый».

Л. Н. много говорил с молодыми людьми о том, что легче начать хорошую жизнь в юности. «Вот вы только что вступаете в жизнь, а я уже ухожу из неё, и верьте мне, что начать хорошую жизнь легче человеку молодому. Позднее мы уже связаны такими крепкими узами с близкими нам людьми, что порвать их нельзя, не сделав этим людям больно». При прощании Л. Н. сказал, что у него бывают радостные минуты: «Я за последнее время всё чаще и чаще встречаю людей молодых, простых, неучёных, собственными размышлениями дошедших до познания истины и понявших, как надо жить. Это всё равно как островки оттаявшей земли, покрытые зелёной травой, после зимы среди всё ещё не стаявшего снега».

На простых людей Толстой производил огромное впечатление. Рассказывали об одном молодом крестьянине из Тульской губернии, случайно попавшем в Ясную Поляну. Парень – фабричный, вёл разгульную жизнь и отбился от дома. Толстой разговорился с ним, и слова Л. Н. показались ему настолько противоречащими всему ,что он знал до сих пор, что он даже обиделся на Толстого, ушёл не простившись и не взял книгу, которую предлагал ему Лев Николаевич. Но дома он долго думал над тем, что говорил ему Л. Н. и сразу переменил жизнь, сделался хорошим, честным работником. Перемена с ним поразила всех его знакомых. Теперь этот человек как святыню хранит открытое письмо к нему Л. Н. , в котором Толстой пишет ему несколько ободряющих слов. Часто посещают Л. Н. раскаявшиеся. Они любят побеседовать с Толстым, хотя иногда не сходятся с его убеждениями. Терпеливо и кротко выслушивает Л. Н. этих людей».

Анафема к юбилею и «вегетарианский тулуп»

Великий писатель, вегетарианец и пропагандист опрощения, моралист и пророк, принимающий в своем доме толпы посетителей, исполин, тачающий сапоги, — во всём этом современники видели не только повод для преклонения, но и для смеха.

Юмористические издания обращались в своих фельетонах к именам, занявшим прочное место в литературной иерархии. Героями пародий и фельетонов оказывались литераторы, «канонизированные», ещё при жизни удостоившиеся статуса классика. Таким был и Лев Толстой.

Он часто оказывался в центре внимания юмористических журналов, но смех сопровождался подчеркнуто уважительным отношением к писателю. Яркий пример этого – отражение празднования 80-летнего юбилея Толстого в юмористической периодике.

В журнале «Будильник» фельетон «Киевская тревога» от 27 июля 1908 года: «Ещё бы Юго-Западный край анафему Льву Толстому к юбилею подарил, это бы туда-сюда было. Но чествование! Никогда!». За семь лет, прошедших с публикации Определения Святейшего Синода о графе Льве Толстом, а также за годы предшествовавшей ему полемики Толстого с официальной церковью за писателем окончательно закрепляется репутация борца с ней. Но в сознании массовой публики это не служит причиной не восхищаться Толстым.

В этой борьбе она оказывается явно на стороне писателя, чему примером служит шуточное предложение подарить ему к юбилею анафему. Отпадение автора трактата «В чём вера?» от церкви не поколебало его авторитет в глазах общества. Церковная «анафема» в сознании публики начала века не является поводом отвернуться от Толстого, а лишь становится очередным штрихом к его портрету, даёт возможность незлого смеха над живым классиком. А сам фельетон, скорее, призывает солидаризироваться с писателем против его гонителей.

Юмористика не могла пройти мимо такой характерной черты толстовского учения, как вегетарианство. Так, в журнале «Осколки» за 1901 год, посвящённом удивительным открытиям, которые ожидают человечество в новом столетии, есть описание «вегетарианского тулупа»: Один из героев рассказов Горького, то есть какой-то босяк, изобрёл… вегетарианский тулуп. Он делается чуть ли не из бумаги. Говорят, что он, тем не менее, греет.

Узнав об открытии, московские репортёры немедленно побежали к Л. Н. Толстому, чтобы узнать его мнение о вегетарианском тулупе. Конечно, великий писатель похвалил по доброте душевной вегетарианский тулуп! Жаль, что интеллигентные вегетарианцы в Москве и в Петербурге носят не тулупы, а шубы. Трудно будет придумать вегетарианские шубы».

О любовных глупостях на философской подкладке

Объектами пародии становились и пристрастные оценки, которые Толстой давал тем или иным представителям мировой культуры. В юбилейном номере был напечатан фельетон «Литературные характеристики» (По Толстому), авторы которого, явно имея в виду трактат «Что такое искусство?», довольно точно и остроумно воспроизвели толстовский стиль и бескомпромиссное отношение ко многим, казалось бы, безусловным фигурам мировой литературы:

«Софокл – драматический ремесленник, который подобно своим товарищам Эсхилу и Эврипиду, известен дикими и часто бестолковыми произведениями, называемыми «трагедиями». Он написал больше сотни выдуманных историй в драматической форме, из которых многие, к стыду нашего времени, и теперь ещё интересуют критику и публику.
Гораций… занимался любовными глупостями на философской подкладке. Как поэт лишён главного художественного условия – меры, которой ни в чём не знает, представляя даже для гимназистов безмерные трудности.

Шекспир – самый ничтожный из всех драматических писателей, живший заимствованиями и кражами. Его произведения полны анахронизмов, противоречий, бездарных потуг и неумных мыслей».

Тяжелее трагедии короля Лира

В мемориальном доме Толстого сохранилась коллекция газетных вырезок за 1910 год об уходе и смерти, которую жена писателя Софья Андреевна Толстая получила от французского агентства «Argus de la presse». Так священник, теолог, советник посольства Франции в Ватикане Жозеф Гютлен в орлеанской либеральной газете «Voix des montagnes» в статье «Толстой», вышедшей 27 ноября 1910 года, называет Толстого «славянским Руссо осуждавший эгоизм, роскошь», пожелавший в 82 года «применить своё учение на практике». Он тайно покинул семью, чтобы укрыться в монастыре. Но возраст помешал исполнить задуманное. Он умер в дороге»… «Трагедия Толстого тяжелее трагедии короля Лира. Вместо того, чтобы в последние часы жизни говорить о причинах обращения писателя к Евангелию или объяснить, почему «Анна Каренина» стала величайшим романом мира, следовало бы призвать цивилизованное общество подумать о драме Ухода Толстого».

Толстой – Гомер в восприятии Анатоля Франса, «патриарх», «мистический апостол», «Вечный жид», по мнению обозревателя газеты «Парижская жизнь». Писатель Никола Сегюр считал, что «Толстой сделал не в смысле величия, а для известности России и её престижа – столько же, сколько Пётр Великий. В течение 30 лет взоры всей Европы были прикованы к этому перу, словно это был меч завоевателя; А образ зелёной палочки… преобразовался в «священное древо всего мира».

3 декабря 1910 года в парижском еженедельнике «Famille» вышла статья сына Толстого Льва Львовича «Толстой».

Он пишет, что «Известие об исчезновении Толстого, его болезни и смерти имело такой большой резонанс во всём мире, что все мысли обратились к патриарху, жизнь которого была облагорожена простотой. Он хотел жить в одиночестве и покое, отказаться от мира, чтобы искупить грехи. Как великий русский писатель пришёл в такое состояние ума, которое заставило его бежать из старого, родного яснополянского дома в сопровождении врача Марковицкого и оставить своих близких. Мои признания, может быть, выдадут некоторые тайны этого горестного и мучительного поступка. Толстой любил бедность, отказался от авторских прав на свои произведения, от Нобелевской премии. Сам готовил себе еду, обрабатывал землю и в конце жизни мечтал жить в строгом аскетизме. Он взял посох отшельника и удалился, чтобы умереть».

Ольга Любимова, «АиФ — Казань»