Как левша стал Левшой?

Как всякий младенец, тульский Левша появился на свет безымянным: первая публикация произведения Лескова в трех октябрьских книжках славянофильского журнала «Русь» 1881 года шла под названием «Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе (Цеховая легенда)» – именно так, со строчной буквы.

Потребовалось время, чтобы собирательный образ талантливого мастерового обрел имя. Так что у Левши, как у живого человека, есть день рождения – дата выхода журнала в свет, есть «родитель» – писатель Николай Семенович Лесков. Есть и «крестный папа» – генерал-майор артиллерии Сергей Александрович Зыбин, оружейник и изобретатель, историк и драматург, работавший в 1891–1913 годах на Тульском оружейном заводе… «Я не могу сказать, где именно родилась первая заводка баснословия о стальной блохе, то есть завелась ли она в Туле, на Ижме или в Сестрорецке, но, очевидно, она пошла из одного из этих мест. Во всяком случае сказ о стальной блохе есть специально оружейничья легенда, и она выражает собою гордость русских мастеров ружейного дела… Я записал эту легенду в Сестрорецке по тамошнему сказу от старого оружейника, тульского выходца, переселившегося на Сестру-реку еще в царствование императора Александра Первого», – такой сноской, превратившейся позже в предисловие, автор предварил первую, журнальную публикацию.

Современники приняли все это за чистую монету. Николай Семенович даже вынужден был разъяснить в печати, что «весь этот рассказ сочинил» и «левша есть лицо, мною выдуманное», а блоха взята из ходячей прибаутки: англичане-де стальную блоху сделали, а туляки ее подковали и им назад отослали. При жизни Лескова «Сказ» не получил признания как событие в литературе, тогдашние влиятельные журналы дали произведению отрицательную оценку. И хотя за первое двадцатилетие своего существования «Сказ» выдержал пять изданий, в нем по-прежнему видели всего лишь «третьеразрядный анекдот». Интерес к «Цеховой легенде» возник в результате изысканий Зыбина, обнародовавшего историю мастерового Алексея Сурнина, который в екатерининские времена отправлен был из Тулы в Англию для совершенствования в оружейном деле, стал отменным мастером и по возвращении на родину много сделал для развития Тульского оружейного завода. От Зыбина, отмечает литературная критика нашего времени, берет начало совершенно новый угол зрения, под которым осмысляется лесковский рассказ – отныне ему ищут источники, рассуждают о прототипах, оценивают фактическую основу деталей. Так с легкой руки Зыбина абстрактный «левша» как бы обрел имя, плоть и кровь, перевоплотившись в конкретного, реально существовавшего человека – Левшу с большой буквы. Лев Толстой как-то сказал: «Лесков – писатель будущего». Действительно, относиться к Николаю Семеновичу как к классику стали только в советскую эпоху, да и то далеко не сразу – первое собрание сочинений писателя вышло в СССР в 1956–1958 годах. Однако «Левшу» признали куда раньше. Он вернулся в отечественную литературу в качестве народного, массового чтения уже в 20-е годы прошлого века, когда было выпущено 5 изданий «Сказа» общим тиражом около 50 тысяч экземпляров. В 30-е годы было 8 изданий тиражом около 80 тысяч экземпляров, в 40-е – 17 (свыше миллиона), в 50-е – 16 (свыше 2 миллионов), в 60-е – 15 (около 800 тысяч в общем, малыми тиражами в переводах на языки народов СССР), в 70-е – 15 изданий, 3 миллиона экземпляров… В XX веке «Левша» выходил более ста раз общим тиражом порядка 20 миллионов экземпляров!

Впрочем, к легендарному образу Левши отношение и сегодня неоднозначное. Одни видят в нем лишь талант, загубленный спиртным, другие воспринимают лесковский «Сказ» как грустную и злую карикатуру на человека труда, третьи подчеркивают превосходство «наших» рук и мозгов перед заграничными. О разноплановости понимания Левши мы говорили однажды с покойным ныне конструктором Стечкиным, создателем знаменитого пистолета «АПС». Тогда Игорь Яковлевич – человек высокоинтеллигентный, интеллектуал и умница, – напомнил последние слова Левши («Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся») и заметил: по его мнению, суть созданного Лесковым литературного образа – в глубоком патриотизме. Даже в смертную минуту талантливый русский человек думал об интересах Отечества – «и с этою верностью… перекрестился и помер». К сожалению, добавил конструктор, мы и теперь нередко «чистим ружья кирпичом». И с этим трудно не согласиться.

Валерий Руденко, «Школа жизни»