Как настоящего интеллигента отличить от быдла

Минутка интеллигенций

Я вдруг понял, как настоящего интеллигента отличить от быдла вроде меня. Мы, быдло, можем быть сколь угодно начитанными и умненькими, а они, интеллигенты, сколь угодно необразованными и тупыми — но нас не спутать, мы различаемся на первых же опознавательных кодах. Мы, быдло, можем быть даже оппозиционерами, а они, интеллигенты, даже лоялистами — но мы расходимся на первых же цифрах после запятой.

Штука вся в том, что у нас, быдла, и у них, интеллигентов, совершенно по-разному устроен русский язык. Мы используем совершенно разные словари понятий для основных сфер жизни.

Настоящий интеллигент, когда пишет о Родине, всегда пишет о жратве и бытовухе. О чём бы он ни писал — он всегда составляет свою мысль из котлет, макарон, макияжа, кнопок в лифте, потных подмышек, желудочных газов, гарнитуров, ковров на стене, истошных соседкиных собачек и как его толкнули в трамвае. Он всегда помнит, когда и где как ели и что носили и чем обставлялись. Он вспоминает это, даже когда пишет об искусстве. Его тексты о каком-нибудь отечественном творце — это всегда тексты о том, как он, интеллигент, пробирался на концерт/фильм/выставку творца и порвал себе колготки.

А когда он начинает писать о чём-нибудь горнем, нездешнем — то грубый материализм покидает интеллигента, и даже если он пишет про чьи-то ужасы, вонь и подмышки, вся его сварливость сразу куда-то девается. Всё превращается в Высокий Слог. И он поэтично задвигает что-то типа «у Пазолини внутренний мир экстериоризуется, исходит вовне, рывком обнажая содержание».

Я случайно нашёл сейчас такого интеллигента. Вот он пишет про горнее: «Великое мифологическое ничто у Фасбиндера всегда содержит ничто человеческое — простейшую животную особь. Его герои, явившиеся на свет после конца, рождены с неизбывным чувством краха. Они — недоноски, бастарды, полулюди. Не зная ни любви, ни понимания, они не в силах осмысленно жить и с толком, с чувством умереть. У них нет не только истории, у них нет биографии. Они — фантомы. Но причастность к другому, большему фантому, делает их великими».

А вот спустя пару абзацев про Родину: «Но полицейское государство блокирует любые меньшинства, само это понятие; вместо недоносков, бастардов и полулюдей всегда в ассортименте номенклатурные герои — настоящие мужики, скромные и скорбные, и Варвара краса-накладная коса в штопаной кофточке, с духовностью во взоре. Не было народа-преступника, ставшего народом-фантомом, были герои, совершавшие перманентный подвиг. Иногда среди них попадались жертвы, с этим, кряхтя и пердя, пока соглашаются».

Почувствуйте разницу. Как всё сразу материализовалось-то. Накладная коса, штопаная кофточка, кряхтение и пердение. Это твой интеллигент, Родина. Он так тебя видит, слышит, обоняет.

У того же чубзика, кстати, дальше три поста про колготки и почему в интеллигентных домах обувь не снимали — «советский человек был лишён прайвеси, и а интеллигенты не принуждали друг друга к коллективистским тапкам».

…А мы, быдло, описываем мир так, будто он один, общий для всех людей. Для нас обои всего лишь обои, а котлеты всего лишь котлеты одинаково в Самаре и Берлине. А режиссёр И. Бергман для нас такой же живой рассказчик, как С. Бондарчук — первого мы не превращаем в астральную сущность, второго мысленно не обряжаем в тапки, спецпаёк и волгу с занавесочками. Мы возмутительно терпимо относимся к жратве и бытовухе, они нам не мешают любоваться Врубелем, Гогеном и закатом. Для нас состояние уборных в Версале и Петергофе — это одно, а Пуссен и Куинджи — это другое.

Из-за этого мы всё время забываем, где нужно ныть, а где воспарять. Быдло может написать статью про «Гамлета» Козинцева, ни разу не упомянув перловку и перманент, — а интеллигент не может. Зато интеллигент, когда смотрит какую-нибудь пальмоносную порнушку вроде «жизни Адель», видит там сплошь Нарушения Табу, Страстность и Фактурность, а не как быдло — непрерывно что-то едящих и долго совокупляющихся крашеных лесби.

facebook Виктора Мараховского