Дурья порода

На сайте «Российская общественная инициатива» за номером 71М17582 поставлена на голосование идея заменить в г. Туле памятник Ленину на площади Ленина на постамент-памятник Салтыкову-Щедрину и переименовать проспект и площадь Ленина в проспект и площадь Салтыкова-Щедрина.

Инициаторы комментируют ход своей стремительной, как домкрат, мысли (стилистика, орфография и пунктуация – авторов): «Известный русский писатель Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин был тульским чиновником, возглавлял Казённую Палату губернии. Он по праву заслужил место символа Тулы, в частности: памятник Салтыкову-Щедрину на площади Салтыкова-Щедрина, от которой берёт своё начало проспект Салтыкова-Щедрина».

В качестве практического результата заявлено: «Один из старинных российских городов, областной центр, город-герой Тула обретёт по праву в качестве своего исторического символа фамилию знаменитого русского писателя Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина».

Оставим на творческой совести авторов затеи желание иметь результатом исторический символ не в виде фигуры писателя, а в виде его фамилии. Это мелочи. Захотелось задать им вопрос: они давно читывали «Историю одного города» столь любезного им Михаила Евграфовича? Если давно, то лучше освежить: очень полезное в нашей стране чтение. Энциклопедия российской жизни, пардон за замусоленный штамп.

Жители города Глупова, о которых рассказал писатель, славились тем, что были наивны, как пингвины. При назначении каждого нового градоначальника они «ликовали, поздравляли друг друга, целовались, проливали слезы, заходили в кабаки, снова выходили из них и опять заходили». Ну это ладно – это национальная традиция. Но при каждом новом мэре (а может, главе администрации г. Глупова – как посмотреть) народ терпеливо реализовывал начальственные фантазии, не имевшие ничего общего с задачами повышения уровня жизни населения.

При Двоекурове не садились за стол без горчицы и развели горчичные плантации – потому что горчица, как и спорт, объединяет.

Бородавкин, хоть и замостил базарную площадь, все мечтал глобально разобраться с крамолой: «Сперва с Византией покончим-с, а потом-с…». Понятно, что если власть свихнулась на пятой колонне, то порядка от этого не прибавилось, и горожане были вынуждены идти воевать Стрелецкую слободу вместо того, что хозяйством заниматься.

Француз Дю Шарио «любил рядиться в женское платье и лакомиться лягушками, а по рассмотрении оказался девицею». Будучи наделен полномочиями, сей трансвестит развел в муниципальном образовании половой либерализм, и жители пустились во все тяжкие – куда деваться, раз начальство к тому побуждает.

При Перехвате-Залихватском сожгли гимназию и упразднили науки.

Потом глуповцы «вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса».

И прочее, и прочее… А тем временем «недоимки накопляются, пьянство развивается, правда в судах упраздняется, а резолюции не утверждаются». Короче, глуповцы за что боролись, на то и напоролись – «природные их свойства обросли массой наносных атомов, за которою почти ничего не видно».

Переименования и замены одних памятников на другие сейчас – это бюджетный пир во время чумы. У нас уже переименовывали милицию в полицию: на то бабло, что было на это потрачено, можно было бы содержать все внутренние органы пару лет.

Авторам инициативы можно посоветовать ради любопытства заглянуть в Глу… в Тулу, в пару дворов в Заречье или на Серебровке, где вся жизнь вертится вокруг переполненной мусором контейнерной площадки (а вокруг чего ей там еще вертеться?). Или зайти в гости к старикам в частный дом на Площадке, где, как и в глуповские времена, по нужде ходят в ведро и питаются картошкой с огорода. Или наведаться, прости Господи, в травмпункт Ваныкинской больницы, где и Салтыкова-Щедрина бы стошнило.

Хозяйство вести – не памятники трясти. Ильич – он, конечно, тот еще супостат был. Но тратить на замену его изваяния средства налогоплательщиков, как завещал Михаил Евграфович, уместно тогда, когда «утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения». А до этого пока – как до Китая во всех смыслах.

И еще писатель говаривал: «Пущай дурья порода натешится!»

Пущай. Только не на наши деньги.

Феофан Мухин